охранять, как делал это всегда, и радовался, что наконец может делать в этот день хоть что-то, что ему уже давно знакомо.
Хомо слушал лес, слушал, как лопаются почки и растет трава, слушал, как мерно дышит странное существо рядом. Он не спал, он просто совершенно слился с окружающим его миром, и каждый малейшее движение вокруг было как бы одновременно и его движением…
Существо проснулось перед рассветом. Хомо, стараясь не шевелиться и не привлекать к себе внимания, с любопытством за ним наблюдал. Существо беспокойно пошевелилось, что-то пробормотало и снова затихло. Затем оно перевернулось на другой бок и съежилось от холода. Наконец существо перевернулось на спину и открыло глаза. Хомо почти не дышал. Существо некоторое время полежало на спине, после чего сладко потянулось, произнесло «ох, надо» и стремительно поднялось на ноги. Хомо прикрыл глаза. Ему почему-то нестерпимо захотелось, чтобы существо произнесло что-нибудь еще, пропело еще одну восхитительную трель, которая так подходила пробуждающемуся весеннему лесу…
Существо еще раз потянулось, энергично хрустнуло пальцами рук и пошло в сторону восходящего солнца. Хомо бесшумно двинулся следом.
— Ты живой?! Эй! Хомо осторожно приоткрыл один глаз. Над ним склонилось странное лицо с очень тонкими чертами лица и огромными серыми глазами. Серыми?.. Хомо открыл оба глаза. Существо сидело на коленях и держало голову Хомо в своих руках. — Живой… — существо выглядело крайне напуганным. — Ты в порядке? Хомо вопросительно поднял бровь. Он получал неимоверное удовольствие, слушая эту речь, но в тоже время он не мог избавиться от неприятного впечатления, что он и существо решительно друг друга не понимают. Существо показало на лоб Хомо: — У тебя кровь льется. Хомо осторожно провел рукой по лицу, поморщился от боли, но, посмотрев на озабоченное лицо существа, натужно улыбнулся. — Болит? И тут Хомо понял, что же от него хочет существо. Нет, он по-прежнему не понимал этих завораживающих звуков. Но интонация, это испуганное и вместе с тем почти нежное выражение лица — как хорошо он помнил все это у своих соплеменниц! Всякий раз, когда охотники возвращались к племени, и хотя бы один из них бывал ранен, вокруг него собирался рой клокочущих и кудахтающих женщин, спешащих прийти несчастному на помощь. Хомо громко рассмеялся, затем махнул рукой — мол, все в порядке, — и поднялся на ноги в поисках нужного ему растения. Через несколько минут кровь лилась уже значительно меньше. Хомо вернулся к существу и телу убитого зверя. — Спасибо. Ты меня спас. Хомо не счел нужным даже поднимать брови. Однако его чуткое ухо уловило повторенное два раза «спас» и заставило его прийти к выводу, что наверняка это неспроста и что-нибудь да значит. — Меня зовут Сапиенс. Хомо внимательно посмотрел на существо. — Я — Сапиенс, — существо указало на себя. Хомо улыбнулся. Одновременно он пытался понять, что значит такое количество свистящих звуков в речи Сапиенс. На языке его племени свист означал опасность, однако тут дело было явно в чем-то другом. Но в чем?.. Тем не менее, он понял, что существо и Сапиенс — это одно и то же. — А ты? Как зовут тебя? Хомо раздраженно дернул плечами. Речь Сапиенс была, безусловно, прекрасна, но сейчас надо было выпотрошить зверя и снять с него шкуру. Правда, Хомо еще не знал, что он будет делать с мясом, потому что огня у него не было, а гроз в это время еще не бывает, и шансов, что где-то будет пожар, в общем-то, не было. Можно было, конечно, съесть мясо сырым… Хомо с сомнением посмотрел на Сапиенс. Он не был уверен, что ее желудок примет даже приготовленное мясо, а уж сырое… Хомо снова пожал плечами и молча принялся разделывать тушу небольшим кремневым ножом. — Ну да, я забыла. Ты же ничего кроме «ы» не умеешь говорить… Хомо молча продолжал заниматься делом. — В таком случае еще раз спасибо за помощь, я пошла, — и Сапиенс стала продираться сквозь кусты в одном ей известном направлении. Хомо вскочил на ноги, догнал ее и крепко схватил за руку. — Пусти! Сапиенс пыталась вырвать руку. Хомо посвистел. Она не отреагировала и лишь еще сильнее стала вырываться. Ну как же ей объяснить, что без него она не проживет в лесу и дня? Хомо схватил Сапиенс за вторую руку и сильно ее встряхнул. Сапиенс перестала дергаться и кричать и в ужасе посмотрела на него. Хомо указал на зверя, затем угрожающе (и причем весьма угрожающе) зарычал. Потом снова показал на тушу. Сапиенс продолжала стоять, не шелохнувшись. Хомо нетерпеливо поморщился и почти умоляюще посмотрел на зверя и на Сапиенс. В ее глазах постепенно исчезал смертельный испуг, и даже появилось нечто похожее на разумную реакцию. — Я… поняла, — Сапиенс медленно кивнула. — Я все поняла. Кивок, «поняла»… Хомо запоминал. У него была прекрасная память.
— Хомо! Хомо обернулся. Сапиенс стояла возле зарослей высокой травы с фиолетово-малиновыми соцветиями. Он смотрел на нее против света и видел сияющий ореол волос и контур платья, идущий вниз от шеи по спине и ногам. — Смотри, какая огромная! Такого не бывает в природе! У нее крылья сантиметров семь! Хомо мимолетом посмотрел на бабочку, кивнул в знак того, что он обратил внимание, и сделал себе мысленно пометку спросить вечером, что такое сантиметры. Он еще раз скользнул взглядом по силуэту Сапиенс и пошел дальше прорубать проход сквозь заросли. Они шли вместе уже четвертый месяц. Хомо добывал пищу, огонь, обустраивал ночлег, расчищал путь сквозь бурелом и завалы… Сапиенс говорила. Она рассказывала Хомо о том, что их окружало, давала растениям и животным имена, объясняла, почему встает солнце и убывает луна, идут дожди, гремит гром… Иногда она говорила о вещах, совершенно Хомо неизвестных и непонятных. Но он все равно расспрашивал, запоминал, а потом ночью обдумывал все это снова и снова, пока Сапиенс спала. Сапиенс очень мало походила на соплеменниц Хомо. И, тем не менее, она была женщиной. Хомо был сильным мужчиной, многие дети в его племени были его детьми… Он прикасался к Сапиенс тогда — и только тогда, — когда это было необходимо, и старался как можно реже на нее смотреть.
— Думай, Хомо, думай… Эту фразу Сапиенс всегда произносила с легким презрением в голосе, как будто способность Хомо думать все еще оставалась для нее под сомнением. — Сапиенс, не дрейфь. Я думаю… Они стояли на берегу реки. Вода быстро проносилась мимо, и где-то вдалеке слышался шум водопада. — Здесь мы перейти реку не сможем. Хомо задумчиво кивнул. — А ты ведь сам говорил, что нам нужно на другой берег. Ведь так?
— Ты живой?! Эй! Хомо осторожно приоткрыл один глаз. Над ним склонилось странное лицо с очень тонкими чертами лица и огромными серыми глазами. Серыми?.. Хомо открыл оба глаза. Существо сидело на коленях и держало голову Хомо в своих руках. — Живой… — существо выглядело крайне напуганным. — Ты в порядке? Хомо вопросительно поднял бровь. Он получал неимоверное удовольствие, слушая эту речь, но в тоже время он не мог избавиться от неприятного впечатления, что он и существо решительно друг друга не понимают. Существо показало на лоб Хомо: — У тебя кровь льется. Хомо осторожно провел рукой по лицу, поморщился от боли, но, посмотрев на озабоченное лицо существа, натужно улыбнулся. — Болит? И тут Хомо понял, что же от него хочет существо. Нет, он по-прежнему не понимал этих завораживающих звуков. Но интонация, это испуганное и вместе с тем почти нежное выражение лица — как хорошо он помнил все это у своих соплеменниц! Всякий раз, когда охотники возвращались к племени, и хотя бы один из них бывал ранен, вокруг него собирался рой клокочущих и кудахтающих женщин, спешащих прийти несчастному на помощь. Хомо громко рассмеялся, затем махнул рукой — мол, все в порядке, — и поднялся на ноги в поисках нужного ему растения. Через несколько минут кровь лилась уже значительно меньше. Хомо вернулся к существу и телу убитого зверя. — Спасибо. Ты меня спас. Хомо не счел нужным даже поднимать брови. Однако его чуткое ухо уловило повторенное два раза «спас» и заставило его прийти к выводу, что наверняка это неспроста и что-нибудь да значит. — Меня зовут Сапиенс. Хомо внимательно посмотрел на существо. — Я — Сапиенс, — существо указало на себя. Хомо улыбнулся. Одновременно он пытался понять, что значит такое количество свистящих звуков в речи Сапиенс. На языке его племени свист означал опасность, однако тут дело было явно в чем-то другом. Но в чем?.. Тем не менее, он понял, что существо и Сапиенс — это одно и то же. — А ты? Как зовут тебя? Хомо раздраженно дернул плечами. Речь Сапиенс была, безусловно, прекрасна, но сейчас надо было выпотрошить зверя и снять с него шкуру. Правда, Хомо еще не знал, что он будет делать с мясом, потому что огня у него не было, а гроз в это время еще не бывает, и шансов, что где-то будет пожар, в общем-то, не было. Можно было, конечно, съесть мясо сырым… Хомо с сомнением посмотрел на Сапиенс. Он не был уверен, что ее желудок примет даже приготовленное мясо, а уж сырое… Хомо снова пожал плечами и молча принялся разделывать тушу небольшим кремневым ножом. — Ну да, я забыла. Ты же ничего кроме «ы» не умеешь говорить… Хомо молча продолжал заниматься делом. — В таком случае еще раз спасибо за помощь, я пошла, — и Сапиенс стала продираться сквозь кусты в одном ей известном направлении. Хомо вскочил на ноги, догнал ее и крепко схватил за руку. — Пусти! Сапиенс пыталась вырвать руку. Хомо посвистел. Она не отреагировала и лишь еще сильнее стала вырываться. Ну как же ей объяснить, что без него она не проживет в лесу и дня? Хомо схватил Сапиенс за вторую руку и сильно ее встряхнул. Сапиенс перестала дергаться и кричать и в ужасе посмотрела на него. Хомо указал на зверя, затем угрожающе (и причем весьма угрожающе) зарычал. Потом снова показал на тушу. Сапиенс продолжала стоять, не шелохнувшись. Хомо нетерпеливо поморщился и почти умоляюще посмотрел на зверя и на Сапиенс. В ее глазах постепенно исчезал смертельный испуг, и даже появилось нечто похожее на разумную реакцию. — Я… поняла, — Сапиенс медленно кивнула. — Я все поняла. Кивок, «поняла»… Хомо запоминал. У него была прекрасная память.
— Хомо! Хомо обернулся. Сапиенс стояла возле зарослей высокой травы с фиолетово-малиновыми соцветиями. Он смотрел на нее против света и видел сияющий ореол волос и контур платья, идущий вниз от шеи по спине и ногам. — Смотри, какая огромная! Такого не бывает в природе! У нее крылья сантиметров семь! Хомо мимолетом посмотрел на бабочку, кивнул в знак того, что он обратил внимание, и сделал себе мысленно пометку спросить вечером, что такое сантиметры. Он еще раз скользнул взглядом по силуэту Сапиенс и пошел дальше прорубать проход сквозь заросли. Они шли вместе уже четвертый месяц. Хомо добывал пищу, огонь, обустраивал ночлег, расчищал путь сквозь бурелом и завалы… Сапиенс говорила. Она рассказывала Хомо о том, что их окружало, давала растениям и животным имена, объясняла, почему встает солнце и убывает луна, идут дожди, гремит гром… Иногда она говорила о вещах, совершенно Хомо неизвестных и непонятных. Но он все равно расспрашивал, запоминал, а потом ночью обдумывал все это снова и снова, пока Сапиенс спала. Сапиенс очень мало походила на соплеменниц Хомо. И, тем не менее, она была женщиной. Хомо был сильным мужчиной, многие дети в его племени были его детьми… Он прикасался к Сапиенс тогда — и только тогда, — когда это было необходимо, и старался как можно реже на нее смотреть.
— Думай, Хомо, думай… Эту фразу Сапиенс всегда произносила с легким презрением в голосе, как будто способность Хомо думать все еще оставалась для нее под сомнением. — Сапиенс, не дрейфь. Я думаю… Они стояли на берегу реки. Вода быстро проносилась мимо, и где-то вдалеке слышался шум водопада. — Здесь мы перейти реку не сможем. Хомо задумчиво кивнул. — А ты ведь сам говорил, что нам нужно на другой берег. Ведь так?