Дин Лейпек Теперь — празднуйте

Глава 1

Едкий пар плыл по комнате, оседая на закопченных стенах тонким слоем ядовитых капель. В полумраке Мышка могла разглядеть только лицо Каирны, освещенное пламенем — черные брови приподняты, тонкий, слегка крючковатый нос сморщен, ядовито-зеленые глаза смотрят то в котел, то в книгу. Волосы Каирна собрала наверх, как всегда, когда варила зелье, но несколько угольных прядей все равно выбились и причудливо извивались, будто змеи, которые пытаются рассмотреть, что готовит их хозяйка…

Мышку передернуло. Она знала — захочет Каирна, и станут волосы змеями, и будут шипеть и извиваться, и норовить прикусить нерадивую Мышку за то, что в очередной раз что-то напутала… Она кинула еще один быстрый взгляд на ведьму. Огонь, лизавший дно котла, подсвечивал кожу красным — но все равно та казалась восковой. Каирна еще не была старой — а когда надо было поторговаться со сборщиком налогов насчет колдовской пошлины, то и вовсе становилась красавицей; и все-таки при одном взгляде было понятно — ведьма. Злая, мудрая ведьма.

Мышка вздохнула. Насколько она знала, все они выглядели так. Но ведь не сразу же такими рождались! И Каирна была когда-то маленькой девочкой — неужто ее щеки никогда не горели румянцем, как у Мышки, когда та с визгом сбегает с высокого склона холма? Может, это ядовитый пар от зелий так меняет людей — кожа желтеет, глаза горят ярче, губы наливаются темной кровью, волосы взбиваются вороньим гнездом на голове?

Мышка посмотрела на свои грязные, выпачканные сажей руки. Она уже третий год дышала всем, чем пахло в хижине ведьмы — но пухлые пальчики, загрубевшие от щелока и холодной воды, не становились длиннее или бледнее, да и нос, Мышка была уверена, так и остался вздернутой пуговкой между веснушчатых щек. Только на волосы и была надежда — рыжие с рождения, они чем дальше, тем сильнее вились, все больше напоминая выкрашенную оранжевым паклю. Может, потому Каирна и держала бестолковую Мышку у себя — видела в волосах предвестье будущей мудрости, колдовского таланта.

— Мышка, — позвала Каирна, и по тону стало понятно — услышала, что девочка отвлеклась. У ведьмы был очень тонкий слух — не отрываясь от книги или зелья, она всегда знала, что Мышка делала — или не делала. А может, в волосах Каирны и правда жили змеи, которые приглядывали за всем и нашептывали ей…

— Мышка! — прикрикнула ведьма — и девочка начала с усердием скрести котелок.

* * *

Гость пришел вечером.

В хижине стоял полумрак — Каирна экономила на свечах, пуская их в ход только во время колдовских обрядов, а лучины настрогать Мышка забыла. Поэтому притулилась у очага, в свете догорающих углей пытаясь заштопать дырку в чулке. Чулок был ее, Мышкин — Каирна никогда не доверяла девочке чинить свою одежду. Да та, кажется, и не рвалась у нее — наверное, держалась колдовством и наговорами. А может, просто боялась Каирны.

Ведьма сидела в кресле, в самом темном углу, и рыжий кот, разлегшийся у нее на коленях, блестел глазами всякий раз, когда смотрел на Мышку. Девочка кота опасалась — порой казалось, что в прозвище, которое дала ей Каирна, он усматривает свой, кошачий смысл.

Кот зевнул, и в темноте блеснули острые белые зубы. Мышка вздрогнула — и тут тихо постучали.

— Войдите, — сказала Каирна негромко, и дверь скрипнула, пуская немного сумеречного осеннего света в хижину. Мышка успела рассмотреть, что вошедший был с ног до головы закутан в плащ, большой капюшон скрывал лицо. Потом дверь захлопнулась, и снова стало совсем темно.

— Я слушаю, — раздался голос Каирны. Она говорила спокойно, с достоинством — ведьма всегда была обходительна с потенциальными клиентами, но умела подать себя. Незнакомец ничего не ответил, и тогда Каирна бросила Мышке:

— Сходи за водой.

Мышка безропотно встала, на ощупь пробралась к двери, подхватила ведро и вышла на холод.

Девочка хорошо знала, что от нее требуется. Ведро, которое она так и прозвала про себя — «гостевое», — всегда стояло пустым у двери на случай, если клиент захочет поговорить с ведьмой с глазу на глаз. Такое случалось часто — только за целебными снадобьями и житейским советом деревенские женщины приходили к Каирне, не стесняясь. Но гость был явно не из деревни — а значит, Каирна усадит его во второе кресло, и нальет вина, и выслушает, не перебивая. На все это потребуется куда больше времени, чем нужно Мышке, чтобы набрать ведро воды — поэтому девочка села на лавочку у колодца и замерла.

Она никогда не пыталась подслушать разговоры ведьмы с клиентами — знала, что, если Каирна поймает, шкуру спустит, а в том, что Каирна поймает, у Мышки сомнений не было. Но девочка не зря с девяти лет находилась в обучении у ведьмы — кое-чему она, все-таки, успела научиться. Например, слушать. Поэтому Мышка сидела, не двигаясь, и даже ногами не болтала, а осенний ветер шептал чудные вещи, колодезный ворот поскрипывал, и двое в хижине говорили — но так тихо, что слов Мышка разобрать не могла, как ни старалась. Лишь один раз Каирна слегка повысила голос, и сквозь ветер донеслось:

— Не смей! Это же переворот!

И Мышка очень удивилась. Чтобы Каирна повысила голос, когда ее никто не должен был слышать…

Девочка соскочила с лавки и отпустила ворот. Цепь звякнула, ведро рухнуло в черную влажную бездну, и эхо заплясало по замшелым камням.

Когда Мышка вернулась к хижине с полным ведром — замочив, как обычно, ноги до колена, — незнакомец уже выходил. Каирна, которая провожала его, сказала тихо:

— Если кто-нибудь узнает об этом…

Незнакомец обернулся, покачал головой — и ушел, а Каирна смотрела ему в спину, и лицо ее было неспокойно.

— Мышка, — позвала она, не глядя на девочку.

— Да, госпожа?

— Что ты слышала?

Девочка вздрогнула и опустила глаза на мокрые башмаки.

— Немного, госпожа.

Каирна кивнула — но, о чудо, не рассердилась. Только сказала:

— Что слышала, забудь.

И Мышка сразу поняла — надо забыть. И слова забыть, и незнакомца — и неспокойное лицо ведьмы, когда та смотрела ему вслед.

* * *

Короля любила вся страна. Девушки — потому что голубоглаз, белозуб и статен. Женщины — потому что рано овдовел, а снова не женился. Юноши — потому что на турнирах сидел не в зрителях, а на своем боевом коне. Мужчины — потому что много разъезжал по королевству и нигде не чурался выпить.

И ровно за тоже самое его ненавидели придворные. И траурный костюм, и боевого коня, и белозубую улыбку, которой король одаривал всякого, с кем говорил. Они все пытались интриговать, сколотить партии, женить его на подходящей невесте, настроить