Аркадия Фантастическая повесть Андрея Столярова

Глава 1. Лес

На седьмой день пути исчезают Ракель и Азза. Это странная пара, состоящая из двух девушек, как в зеркале, отражающихся друг в друге: обе черноглазые, черноволосые, с отчётливыми косыми скулами, невысокого роста, хотя телесно Ракель чуть крупнее. Наверное, генетические близнецы. Обе неразговорчивые, за неделю почти не было слышно их голосов. Не общались они даже между собой, разве что как телепатемами, обменивались мгновенными взглядами. Непонятно было, почему Эразм их объединил. Другие пары формировались по принципу гендерного дополнения: Барат и Сефа, Петер и Семекка, наконец — Дим и Леда. И непонятно было, зачем он их вообще включил в состав экспедиции: какая от них может быть польза?

Впрочем, Эразму виднее.

В этот день, судя по координатам, которые непрерывно рассчитывает Раффан, они достигают точки, где пропала предыдущая группа. Отсюда она в последний раз выходила на связь. Для этого им приходится углубиться в лесную топь: чёрная жижа земли, куда нога погружается по щиколотку, мёртвые скелеты деревьев, в гнилостных, осклизлых лишайниках, свисающие с ветвей полотнища чуть колеблющейся паутины, на которой, вцепившись, сидят крупные, с ладонь, коричневые пауки, следящие за ними бусинами малиновых глаз. Раффан говорит, что это, вероятно, мутанты; биота в последние годы трансформируется с фантастической быстротой. Хотя также не исключено, что это популяция охранных киборгов: прикрывают некую территорию, куда чужим вход запрещен.

— Хорошо бы их вскрыть, посмотреть анатомию. Но — рискованно…

На карте ни топи, ни пауки, конечно, не обозначены. Эразм неоднократно предупреждал: карта устарела, последний дрон, сканировавший окрестности, сдох лет двадцать назад.

И — никаких следов предыдущей группы.

Привал они устраивают на относительно сухом пригорке, покрытом щетиной остролистой травы. Глотают тягучую массу из пищевых тюбиков, запивают её водой со вкусом дезинфицирующих таблеток. Все выдохлись после целого дня ходьбы, проваливаются в сон, как в обморок, нет сил даже развести костёр, а когда, разбуженные прикосновением солнца, они открывают глаза, выясняется, что ни Ракели, ни Аззы на пригорке нет. Лежит в отдалении их общая плащевая накидка, покоятся в её изголовье два скособоченных, в пролежнях рюкзака, следы ботинок, отчётливо различимые в жиже, уходят за паутинные полотнища.

— Выманили, наверное. Надо было отойти подальше, — цедит сквозь зубы Раффан. Оборачивается. — Никто во сне голосов не слышал? Ни у кого не появилось желание двинуться туда, в глубь?..

В ответ — молчание.

— Ладно… — он вскидывает ружьё дулом кверху.

Выстрел звуковой волной подбрасывает над деревьями пару птиц, с треском крыльев уносящихся прочь.

Более ничего не происходит.

Нет, всё-таки происходит: пауки, очнувшиеся от дрёмы, перебирая лапками, устремляются вниз, к земле.

— Быстро!.. Уходим!..

Они подхватывают рюкзаки и, спустившись с пригорка, бегут по жиже, чавкающей под ногами. Правда, бегом это назвать нельзя, разве что — натужной трусцой: бежать по-настоящему не позволяет груз на спине. К счастью, пауки их не преследуют, останавливаются, видимо, просто отгоняют от охраняемой зоны. Через некоторое время Раффан, задающий темп, переходит на умеренный шаг, а ещё примерно через километр объявляет короткий отдых.

Около получаса они бессильно лежат, приходя в себя, медленно успокаиваясь, уставившись в небо, где равнодушно ползут мелкие кудрявые облака, лишь потом Семекка приподнимает голову и спрашивает:

— Пауки… их загипнотизировали… да?

— Не знаю, — отвечает Раффан. — Возможно, и так. А возможно, что это из-за отключения чипов: меняется нейродинамика мозга, в новой конфигурации он стабилизируется не сразу, могут возникать разные психические аномалии.

Успокоил, думает Дим.

— У нас тоже могут возникнуть? — голос Семекки прерывистый.

Актуальный вопрос.

— Надеюсь, что нет…

— Мы… их… будем искать?..

Пауза повисает над ними, как тяжёлая пелена.

Наконец Раффан отвечает:

— Слишком опасно… Раз уж они не выбежали на выстрел…

Он не договаривает.

Это как будто служит сигналом. Сначала садится Сефа, за ней — порывом — Барат, и говорит, придавливая взглядом и голосом тоже приподнявшегося Раффана, что им следует возвращаться. На исходе еда, на исходе таблетки для обеззараживания воды, они идут уже целых семь дней, никаких следов Гелиоса не наблюдается. А ведь по расчётам Эразма через неделю они должны были выйти на городские окраины.

— Мы либо сбились с пути…

— Либо никакого Гелиоса не существует, — заканчивает его мысль Сефа.

Раффан не торопится отвечать. Он сперва устраивается поудобней, приваливаясь спиной к чешуйчатому стволу сосны, обводит всех внимательным взглядом, и вдруг становится ясно, что Раффан тоже смертельно устал: обвисшие щеки, тёмные мешки под глазами, дыхание сиплое, будто пересыхают внутри горловые хрящи.

Голос, тем не менее, твёрд.

— Ребята, послушайте, — говорит Раффан. — Мы идём почти вдвое медленнее, чем планировалось. Предполагалось, что мы будем проходить километров по тридцать в день, может быть, даже по тридцать пять, а мы едва-едва осиливаем по двадцать. Никто в этом не виноват. Дорога оказалась труднее, чем мы рассчитывали…

А мы сами оказались слабее, думает Дим, Раффан этого не говорит, но подразумевает.

Он вспоминает кошмар этой недели. Как Ракель почти сразу же стерла ногу и, несмотря на пластырь и мазь, два дня хромала, вынуждая всех примериваться к её ковылянию. Как у остальных непрерывно накапливалась усталость — забивая мышцы, наполняя их отягощающим чугуном: не сравнить с усталостью на подготовительных тренировках, Раффан был вынужден делать привалы каждые два часа. Как они попытались перейти на природную пищу, Барат подстрелил грузную, двухголовую белку, почему-то даже не попытавшуюся убежать, и они с ужасом наблюдали, как она бьётся в агонии, а потом, поджарив её на костре, с таким же ужасом и отвращением смотрели на полуобугленное, полусырое мясо: как можно есть живое, пусть даже убитое, существо? Аззу вытошнило почти сразу же, за ней — Семекку и Петера. Остальных, в том числе Дима, долго мутило.

— Привыкнем, — неуверенно обнадежил тогда Раффан.

Всё же повторять этот эксперимент они пока не решались.

А ещё — ночёвки в лесу. Смыкалась тьма, и почти сразу же проступали в ней непривычные звуки, в Аркадии таких нет: какие-то шорохи, будто кто-то