затаив дыхание.
— Я должен переписать песню, — наконец проговорил он, нежно коснувшись шелковистого пуха пальцами. — Они… они… Боюсь, я не найду сравнений. Они белее белизны!
На рассвете Эркиаль поднялась, слизнула остатки солоноватой влаги со своих по-прежнему серебряных губ, сняла заклятья со штор и замков, распахнула окно, расправила крылья и в последний раз оглянулась на рыжего галла, безжизненно раскинувшегося на скомканных, изорванных в клочья нежно-бежевых простынях.
— Ноэдес?
— Эркиаль? — отозвался он.
— Это буду не я. — Она поймала его непонимающий взгляд. На душе скребли стальные когти неведомого божества. Но теперь она уже знала почему. — Та ламашта, которая убьет тебя. Это буду не я. И… когда она придет к тебе — не пой ей мою песню.
Ноэдес медленно кивнул:
— Не буду.
Эркиаль выпрыгнула в открытое окно и белые — белее белизны — совиные крылья понесли ее к смутно алеющему предрассветному небу.