правильно было бы отдать его своим. Ему не место на поверхности.

— В Подземье тоже сам спустишься? — проворчал гном. — Иногда твоя мудрость граничит с недалекостью.

Сверток, убаюканный покачиванием, успокоился и перестал плакать. Круглые глаза смотрели на гнома без страха, но с удивлением и любопытством, а затем на личике появилась младенческая улыбка.

— В любом случае Круг этого не потерпит, Паррен, — стоял на своем эльф. — Дроу — оскверненный народ, зло в самой их крови, их суть — предательство. Они много раз причиняли страдания этим землям, а ты так просто собираешься пригреть одного из них? Это не зверь, его не приручить.

Росомаха задумался. Он знал о темных эльфах лишь то, что они жили глубоко под землей, приносили кровавые жертвы жестокой богине, не знали чести. Ночные рейдеры, рабовладельцы, обладающие удивительным бессердечием. Все, как и говорил Лаусиан: народ, испорченный по своей сути.

— Я и не собираюсь приручать его, — глухо ответил гном, и эльф кивнул, соглашаясь с этим решением.

— Просто выращу его, — продолжил Паррен, заставив Иву удивленно уставиться. — Больше тут обсуждать нечего.

Перед ним был всего лишь маленький голодный ребенок, который знал о своих предках куда меньше самого Паррена. Можно ли винить его за их деяния? Несмотря на сердитый взгляд друга и неминуемые проблемы с другими друидами Круга, сердце подсказывало ему, что он поступает правильно.

***

Свет зеленой свечи отражался во множестве граней хрустальных амулетов, праздничными гирляндами свисающих с потолка и стен, и только гадальный шар оставался непроницаемо-черным. Не отражал он и лица лунного эльфа, глядящего в него немигающими глазами. Казалось, эльф даже не дышал, и тело его — безжизненная восковая фигура. Бледная ладонь легла на его плечо, и женский голос шепнул в заостренное ухо:

— Что ты видишь?

Лунный положил ладонь поверх женской, и на лице его появилась слабая улыбка.

— Время пришло. Скоро она вернется. Кажется, я, наконец, нашел оптимальную комбинацию последовательностей, которая приведет меня к ней… Пора потянуть за ниточки.

— И что будет в конце?

— Сложно сказать, — ухмыльнулся эльф. — Слишком много переменных, над которыми придется поработать. Собирай вещи, милая, время тряхнуть стариной.

Шар чернел, словно осколок изначальной тьмы. А может и тьмы грядущей, в которой нет жизни, и даже боги мертвы, поглощенные силой великого Ничто.

Глава 1. Тень в ночи

Путь к дикой малине лежал через ручей и прогалину, поросшую крапивой, но штаны из грубой ткани и сапожки из оленьей кожи прекрасно защищали от колючек. Ловко сбежав со склона, Ксаршей перепрыгнула через ручеек и немного задержалась возле него. Лето нынче выдалось жарким, ей часто хотелось пить и ополоснуться, и не только из-за жары. Пусть ее кожа и глаза уже давно привыкли к солнцу, Ксаршей все равно чувствовала боль, стоило ей задержаться под прямыми лучами, а на глазах приходилось носить полупрозрачную черную повязку, чтобы свет не слепил их. В детстве она постоянно пряталась в тенистой чаще, чтобы не получить ожоги. Отец говорил, что темные эльфы просто не приспособлены к жизни на поверхности, но в природе тот, кто не проявляет гибкости, погибает.

Из воды на нее глядела девушка с гладкой эбонитовой кожей. Ксаршей цыкнула языком, поправив волосы. Зеркала в избушке не было, дреды приходилось валять интуитивно, и только у воды можно было полюбоваться результатом усилий. Состав из воска и трав придавал волосам бледно-желтый оттенок, который гармонировал с тусклым землистым цветом одежды, размывая силуэт девушки в густой растительности. Ксаршей предпочитала красться и прятаться, не привлекая к себе внимания лесных обитателей. До прочих друидов Круга ей было пока далеко, и даже слабенький тролль мог убить ее. Зачерпнув пригоршню воды, девушка поспешила дальше.

Кусты уже кто-то обобрал, но ягоды было еще достаточно. Ксаршей обошла вокруг, изучая отпечатки на рыхлой земле. Совсем недавно здесь побывал медведь, к тому же давний знакомец темной эльфийки. Ксаршей порадовалась, что они разминулись. В конце лета медведи часто нервничают из-за еды, ей не хотелось бы с ним ссориться. К тому же лето выдалось изобильное, такое количество орехов, плодов, ягод и дикого меда бывало не каждый год, так что всему лесу хватало с избытком. Даже белки еле переваливались с боку на бок и прельщались только на хлеб.

Собирая ягоды, Ксаршей невольно вспомнила детство. Когда-то они с отцом жили в маленьком домике на краю Зеленополья, прямо у мрачной стены Змеиного леса. Рядом было много маленьких деревенек, но ближайшая к ним носила название Бычий Холм. Холм там действительно был, маленький и пологий, а на нем — большая пасека семейства Эверхат. Деревня славилась медом и сидром, а чудесный аромат цветущих яблонь долетал даже до скромного домика Ксаршей. Порой к ним приходили селяне, за снадобьем, советом, а то и за магической помощью, и ворчливый старый гном помогал им в обмен за нехитрые угощения: муку, хлеб, мед и яблоки. Паррен запрещал ей ходить в деревню, да она и сама боялась, предпочитая коротать время дома, за книгами или мастеря что-то из дерева. Гном обучил ее грамоте, языкам, какие знал, и вести хозяйство. В сумерках они часто ходили в лес, собирать травы для лечебных отваров и на охоту. Ксаршей быстро освоила стрельбу из лука и нехитрые лесные премудрости.

Когда ей исполнилось десять, отец впервые взял ее в деревню.

— Ты не видела ничего, кроме нашего дома да леса, так нельзя, — мудро рассудил он накануне этого события. — Ты должна узнать, как живут другие, чем занимаются, что думают.

Этот день Ксаршей запомнила навсегда. С непривычки Бычий Холм показался ей муравейником, полным людей, ярких цветов, звуков и запахов, и девочка пряталась за спиной отца, равного ей по росту. Запомнила она и страх вперемешку с ненавистью в глазах людей, сдавленные проклятия и пожелания скорейшей смерти. Ее маленькое сердце было разбито.

— Отец, почему они так обзывались? — спросила она вечером, пока гном помешивал похлебку в котелке.

— Они боятся тебя, — ответил тот.

— Но я ведь ничего не сделала.

Гном вздохнул:

— Это неважно, Ксаршей. Иногда для страха достаточно одного лишь взгляда. Они боятся тебя, как ядовитую змею, переползающую дорогу.

— Я что, ядовитая? — удивилась девочка.

Старик фыркнул от смеха. Детская непосредственность воспитанницы была мила его сердцу.

— Нет, ты не ядовитая. Ты очень хорошая маленькая девочка, только родилась темным эльфом.

Пришел день и час, чтобы рассказать Ксаршей, кто она и откуда, и