БэЦэ-пять. 18+

— Едем!

Мы едем в Старый Петергоф. Кому при слове «Петергоф» мерещатся дворцы, террасы и фонтаны — спешу разочаровать: это Новый Петергоф, он же Петродворец. Так что фонтанов в моём рассказе не будет.

«Мы» — это компания девчонок, шесть штук: Галка, две Лены, Вера, я и Ира. Галка — самая старшая, ей двадцать шесть. В Азербайджане мама воспитывает её десятилетнюю дочь. У двадцатитрёхлетней Лены тоже растёт сын, в Киргизии. Вере только-только исполнилось восемнадцать, и она жадна до веселья. Ира вообще замужем, но не помню, чтобы её смущало это обстоятельство. Компания разбитная, девчонки боевые и развесёлые. Одна я непонятно что делаю среди них. Застенчивая, тихая, скромная, трудно схожусь с незнакомыми людьми. Но просто у меня нет другой компании. Зато есть магнитофон и хорошие записи. Ни одна вечеринка без моего магнитофона не обходится.

В Старом Петергофе — студенческое общежитие университета. Мужское. Мы едем на студенческую вечеринку, с ночёвкой. Нам дано задание: привезти спиртное. А это была первая половина восьмидесятых, и в магазинах хорошее спиртное было не всегда. Так и в этот раз. Заходим в магазин, там стоит «Риголетто», «Агдам» и какой-то «Абу-Симбел». Больше ничего.

— Чё покупать-то?! — возмущается Галка. — Под Рыгалето дам?!

Выбора нет. Покупаем две бутылки «Абу-Симбел». Это оказывается египетский бальзам, который надо добавлять в чай. В Петергофе у парней вытягиваются лица, но Гена хитро ухмыляется и выставляет тёмно-коричневую жидкость — коньячный спирт. Посовещавшись, все решают, что чай с бальзамом и «коньяк» — это не так уж и плохо. Перемешаем — пойдёт.

Нас шесть, парней — пять. Галка пытается выяснить, в чём дело. Оказывается, к одному студенту мать приехала, не может он. Одна явно лишняя. Я сразу понимаю, что это буду я, но позже меня это перестаёт расстраивать.

Чайник кипит, символическая закуска на газетах, бутылки откупорены, музыка играет. И несётся вихрем студенческое веселье, когда мордой в салат не падают только из-за отсутствия оного. Уже обнимаются, целуются, «сексуально» танцуют, и вновь за стол, ведь бутылки ещё не пусты. Игорь, ухажёр Галки, претендент на её руку, возглашает торжественный момент: пробуем бальзам с чаем. Я себе в чай влила две ложки, остальные разбавили пятьдесят на пятьдесят. Вкусная, между прочим, штука, и в сочетании с горячим чаем неимоверно крепкая. Даже я слегка захмелела, что уж говорить об остальных. Дальше всё свивается в один неразборчивый бардак.

Но вот из бардака прорезается голос:

— Гитару!

Кажется, это Игорь. Магнитофон выключаем, все хотят живой музыки. И это ничего, что Игорь знает три аккорда. Нам хватает. Галка сидит рядом с Игорем и гладит его по заднице. Игорь счастлив. Откуда бедолаге знать, что спит Галка одновременно и с ним, и с начальником соседнего цеха. И между прочим, предпочитает того. Не в силу карьерных соображений, а потому, что сорокалетний Александр Павлович в постели ас, а Игорь — из начинающих. Галка бы его сразу бросила, но у Игоря настрой на женитьбу, а родители Игоря обещают ему кооперативную квартиру. К тому же высокий, красивый, спортивный. Александр же Павлович внешне сморчок и женат. И разводиться не собирается. Поэтому Галка никак не может выбрать меж двух любовников и только следит, чтобы они не сталкивались. Ничего этого Игорь не знает и поэтому счастлив. Что удивительно — ни одна из наших девчонок ему так и не проболталась. Вот и говорите, что женщины не умеют хранить тайн.

— Что споём? Нашу? Потом?

В тот год из всех утюгов гремела Алла Борисовна (но её ещё так не называли): «Без меня тебе любимый мой, земля мала, как остров, без меня тебе, любимый мой, лететь с одним крылом». И Игорь заводит:

— Без меня тебе, любимый мой, земля мала, как остров, без меня тебе, любимый мой, лететь... — Галка перебивает: — ...с одним яйцом!

Гомерический хохот. Артур показывает мизинчик. Хохот становится ещё пуще. Вскоре вся компания качает мизинчиками и, как заевшая пластинка, судорожно взрыдывает:

— С одним яйцом! Яйцом! Яйцом!!!

Вакханалия потихоньку записывается на магнитофон. В него встроен микрофон, а у меня была чистая кассета. Наутро кассета производит фурор. Впрочем, не меньший фурор производит состояние туалетов: «Откуда столько блевотины? Мы же почти ничего не ели!»

В комнате почти пусто. Остались я и Артур. Остальные ползают по туалетам. Артур — серьёзный парень. Нет, и он погулять не дурак, но он всерьёз увлечён музыкой. Он берёт гитару и наигрывает какую-то красивую мелодию. Я заворожённо слушаю, это уже не три аккорда. Заметив мой взгляд, он говорит: «Глинка. Переложение. Моё», — и продолжает. Издалека доносятся вопли продолжающегося шабаша, но в комнате царит Музыка. Впрочем, козлоногие потихоньку сползаются. Увидев их, Артур обрывает мелодию и начинает петь:

«А всё кончается, кончается, кончается,

Едва качаются перрона фонари.

Глаза прощаются и долго изучаются.

И так всё ясно, слов не говори».

Это — «наша». Сигнал, что в бутылках ничего не осталось, стало быть, пора переходить к любви. Тем более, за окнами уже темно. Я сегодня лишняя. Я ложусь на койку и мирно засыпаю. И даже ничего не слышу. Это потом мне рассказали, что до утра полыхали плотские страсти, все всё делали при всех, демонстрировали друг другу свои умения, звёздами были признаны Галка и Ирка, менялись партнёрами и не по разу, все со всеми сделали по нескольку кругов.

Чур меня, чур! Для меня такое было несколько слишком. И я была вознаграждена за свою добродетель.

Через три дня Галка чем-то сильно озаботилась. И остальные девочки тоже. И даже Игорь. Галка искала через знакомых и знакомых знакомых сговорчивых аптекарш, потом нашла. И вылезло шило из мешка. Вся компания подхватила триппер, гонорею, по-научному, и трихомоноз, вся без исключения. В вендиспансер никому не хотелось, лекарства покупали по блату, с дикой переплатой. Галка всем делала уколы, у неё за плечами было два курса медучилища, откуда её вышибли за нелегальные аборты. А компания от общего несчастья сдружилась ещё сильнее и присвоила себе гордый титул БЦ-5. Расшифровывалось это как «бациллоносители в количестве пяти пар». Относились к этому титулу слегка сконфуженно, но всё-таки с юмором и затаённой гордостью. Мол, хоть так, зато не как у всех.

Время шло, все взрослели,