Роб Сандерс Архаон Вечноизбранный

Предисловие

Это темная эра, кровавый век, пора демонов и колдовства. Это эпоха сражений и смерти, а также конца света. Среди всего этого огня, пламени и ярости, это также и время могучих героев, смелых поступков и великого мужества.

В самом сердце Старого Света раскинулась Империя, самое большое и могущественное из человеческих царств. Известная своими инженерами, колдунами, торговцами и солдатами, она является страной великих гор, могучих рек, темных лесов и огромных городов. А со своего трона в Альтдорфе царствует император Карл-Франц, священный потомок основателя этих земель Зигмара и обладатель его магического боевого молота.

Но сейчас далеко не цивилизованные времена. По всему Старому Свету, от рыцарских дворцов Бретонии до скованного льдом Кислева на далеком севере, доносится грохот войны. В высоких горах Края Мира племена орков собираются для нового нападения. Бандиты и отступники захватывают дикие южные земли пограничных князей. Ходят слухи о крысоподобных существах — скавенах, появляющихся из канализационных труб и болот по всей стране. А из северных диких земель постоянно исходит угроза Хаоса, демонов и зверолюдей, порченных скверной Тёмных Богов. Поскольку время битвы все ближе, Империя нуждается в героях, как никогда раньше.

Пролог

«Смертные вольны поступать так, как им заблагорассудится. Боги не оставляют им выбора».

Имперская пословица

«Душной полночью,

Окутанный горем, сидит ужас сам по себе,

Размышляя о несчастьях неизвестных».

Аншпрех, Нити судьбы

«За теми нерождёнными, чья гибель печалит свет,

Крылатые предвестники приходят,

И делают из них избранных слуг, чтобы мир расколоть».

Флишбах, Сказки несказанные

Южные Земли, Год Света и Порядка (1586 имперской эры)

— Ты узнаешь меня по моим делам! — взвыл предсказатель.

Они узнали его по боли. Агония, извергающаяся из его изуродованного лица. Вздохи облегчения и надежды — одновременно сладкие и опасные — вырвались из его изломанного тела в перерывах между пытками. Они называли это Ломалкой. Уродливое название для уродливой штуковины. С головой жертвы, зажатой между неумолимым металлом подбородочного бруска и закрывающейся коронкой-колпачком, эти двое были стянуты вместе медленным поворотом винта рукоятки. Оно заслужило такое название как за свою эффективность в производстве признаний, так и за раскалывание черепов, звук чего эхом разносился по республиканским подземельям.

— Баттиста Гаспар Некродомо, — читал жрец-колдун из забрызганного кровью свитка, — его святая мстительность, Солкан — Бог Света и закона — осудил тебя, ведьмак и лжепророк, лишивший бедных и невежественных жителей республики комфорта своими проповедями.

— Ты узнаешь меня по моим делам, — выплюнул Некродомо. Его слова вырвались из крепко сжатой челюсти с шипящим скрипом. Кровавая слюна с губ брызнула на следователя, сидевшего напротив. Один из жрецов, мельтешивших в темноте подземелья, оторвал полоску от своего рваного серого одеяния.

— Великий инквизитор, — пробормотал он, целуя тряпку и передавая ее своему духовному наставнику. Следователь вытер рябые щёки и побелевшую бороду.

— Еще раз, — сказал великий инквизитор.

— Нет! — простонал Некродомо, его мольбы были жалкими и слабыми. Жрец-слуга Солкана повернул винт, и новая агония наполнила темницу. Крики Некродомо были приглушенными воплями булькающего отчаяния. Когда обороты винта стихли, только что ослепший провидец всхлипнул и застонал.

— Ты шарлатан, — медленно произнес великий инквизитор, и в его голосе прозвучала уверенность в своем возрасте и положении. Он был верховной рукой Мстителя в этих низких делах мира. — Ты — глашатай лжи. Ты — художник пустоты. Ты читаешь по глазам, губам и лицу и сочиняешь ложные пророчества на звездах. Ты говоришь доверчивым вдовам то, что они хотят услышать, не так ли? Говоришь утешения. Предвидел ли ты это, предсказатель?

— Нет… — выдавил Некродомо сквозь раздробленную челюсть.

— Если бы ты продолжал болтать без умолку, — сказал ему почтенный инквизитор, — ты бы просто избежал внимания братства. Хотя Мститель и знает, но ему — Тому, кто все видит и все судит, — было бы известно о твоем мнимом гаруспицизме. Твое время пришло бы, Некродомо. Некродомо-предсказатель. Некродомо-звездочет. Некродомо-читатель темного будущего. Теперь он будет известен — если вообще известен — как Некродомо Безумный. По моему приказу.

— Нет… — простонал Некродомо. — Я знаю…

— Однако вот это, — продолжал великий инквизитор, поднимая тонкую пачку брошюр, валявшихся на столе, — это уже не просто воровство доверчивых монет. Селестинские Пророчества. Знамения и чудеса. Трансцендентность. Грядут Дни Рока. Конец Времён. Это ересь среди нас. Это демагогия, распространяющая страх среди людей. Это вызов всей республике. Это призывы к коррупции и мести. Это то, что привело нас к тебе, Некродомо. Это то, что привело вас к этому.

Великий инквизитор указал на перо и чернильницу на столе, а также на толстый том без надписей, лежавший перед стонущим Некродомо, с чистыми страницами, ожидающими его признания. — Помоги мне, помогая себе самому, Некродомо. Признайся в своих преступлениях перед братством. Впусти Солкана в свое сердце, и я обещаю тебе быструю и чистую смерть, которая приведет тебя на его суд. Зачем же валяться в бессмысленной грязи лжи и заговора? Зачем страдать здесь так же, как и перед Господом Света и Закона? Посвяти свое раскаяние этим страницам, и позволь мне даровать тебе лёгкую смерть.

— Прощения… — взмолился Некродомо сквозь разбитые зубы.

— Я не могу сделать этого. Только Мститель может даровать это тебе. Все, что я могу тебе дать, — это свободная совесть и свободный переход. Твои преступления ужасны. Эти смелые заявления о грядущем апокалипсисе печатались и передавались между людьми. Мы — свет в невежестве, которое ты стремился распространить своими писаниями о содрогающимся мире, и Конец Времен, о котором ты пророчествуешь, уже наступает. Мир уже дрожит, Некродомо. Он трепещет от мести Солкана могучего. Он трепещет от его суждений о неестественном и порочном. Это величайший из твоих грехов, лжепророк. Страх — это не твоё оружие, а наше. Армагеддон — это не твое