постоянных усилий по преодолению себя и обстоятельств. Ей приходилось ежедневно бороться со своей робостью, неуверенностью, страхом прослыть смешной, беспомощной или попросту чокнутой. В минуты слабости она иногда напоминала себе, что сотни тысяч людей — иммигрантов из соседних стран, ежедневно сталкиваются со схожими трудностями и преодолевают их. Могут они, сможет и она.

И все же Лида понимала: еще неизвестно, как сложилась бы ее судьба, если бы не занятия в Центре. В это учебное заведение, созданное под патронажем Управления Перспективного развития (именуемого в народе просто Министерством будущего) и ставшее для него кузницей кадров, попасть было непросто. Лиде, можно сказать, невероятно повезло. Благодаря протекции высокопоставленного сотрудника Управления Максима Евгеньевича Шишкова она была принята на первый курс, не имея при себе ни паспорта, ни аттестата, ни прописки, ни денег. Естественно, все это было незаконно.

Постепенно основные проблемы удалось решить. Лида получила паспорт и аттестат. С технической точки зрения это были совершенно официальные, настоящие документы, хотя они и содержали в себе заведомо ложную информацию, согласно которой Лида родилась в городе Мариинске и окончила там среднюю школу. Поначалу она очень боялась разоблачения, но потом как-то свыклась, притерпелась. Материальных проблем у нее и вовсе не было: курсанты Центра в течение первых двух лет ставились на полное довольствие. В общем, жить можно.

Лидия Метёлкина прожила в Новокузнецке два года, но так и не смогла смириться с мыслью, что Новокузнецк — это тоже Сибирь. Она доподлинно знала цену выражения «Сибирские просторы». На Енисейском Севере они безлюдны, бескрайни. А тут никаких просторов, здесь города и села плотно сбились в тесную, миллионную Новокузнецкую агломерацию.

Словно время здесь однажды остановилось, и этот край представлялся Лиде похожим на Европу, но только не на современную — чистую, комфортную постмодернистскую Европу, а на Старый Свет минувшей индустриальной эпохи, тяжелым трудом ковавший свое будущее благополучие.

Индустриальный уклад пустил здесь глубокие корни, просуществовав до середины XXI века, и уходить никуда не собирался. В какую сторону ни глянь, повсюду небо пронзали дымовые трубы, ни на минуту не останавливались заводы и шахты, и сотни тысяч людей спешили к определенному часу на свои рабочие места — на смену.

В этом городе жизнь была сносной только осенью и весной. Лето превращалось для Лиды в настоящую пытку — она и предположить не могла, что в Сибири может стоять такое адское пекло. Отдельную проблему создавала угольная пыль — мелкая, дисперсная — она проникала повсюду. Зимние морозы, конечно же, никак не могли напугать уроженку Севера, но и здесь обнаружились свои нюансы. Сказал бы ей кто-нибудь раньше, что снег в Сибири бывает светло-черным, Лида ни за что бы не поверила! Работавшие на угле котельные выбрасывали в небо тонны сажи, а природная предрасположенность этих мест к безветрию создавала все условия для образования над Новокузнецком едкого, ядовитого смога, грязной шапкой накрывавшего город. Углерод здесь добавляли даже в тесто для выпечки хлеба, и Лиду с непривычки немало шокировали черные, отливавшие антрацитом ломти.

Была еще одна маленькая деталь, на которую местные не обращали внимания, а вот Лида ее сразу отметила. Коренные жители не особо любили официальное название этого края — Кемеровская область, словно не хотели лишний раз слышать о том, что уголь здесь всему голова[1], а остальное постольку-поскольку. Им больше импонировало резкое, как отскок баскетбольного мяча, название Кузбасс.

Но факт оставался фактом — сегодня, как и полтора столетия назад, Кузбасс не мог отказаться от энергетики угля, по-прежнему кромсая разрезами и пожирая изнутри самого себя.

В целом, кузнечан можно было разделить на два основных типа: одних бесили смог, пыль и вездесущая сажа, другие же имели счастливую способность все это не замечать. Но даже первые считали, что лучше уж едкий аромат смога, чем гнетущий запах неудачи, пропитавший Новокузнецк в начале XXI века.

Еще вчера утром Лида вместе с товарищами загрузилась в микроавтобус, и Новокузнецк остался позади. Для прохождения летней практики ее прикрепили к группе курсантов-третьекурсников. Разница была впечатляющей — этих ребят от выпуска отделяли лишь последний курс и защита диплома, Лида же провела только два учебных года в стенах Центра. Да что там говорить, за ее плечами было всего два года нормальной человеческой жизни.

Она догадывалась, что столь странное решение было принято не без участия Максима Евгеньевича Шишкова. Лида не чувствовала уверенности в своих силах: быть самой великовозрастной, но подготовленной слабее всех в группе — ситуация очень так себе… Ну ничего, сегодня рядом с ней были ее товарищи: Георгий Шишков и Татьяна Коробкова.

Гошка Шишков был самым первым человеком, с которым Лида познакомилась в Новокузнецке. Однажды прохладным осенним утром он встретил ее на вокзале и сразу же предложил перейти на «ты». Удивившись отсутствию у приезжей багажа, он отвез ее в Центр.

В тот же день, но чуть позже, Лида познакомилась и с Татьяной, ставшей на целый год ее соседкой по комнате. Правилами Учебного Центра предписывалось студентам первых двух курсов жить в казарме. Лида привыкла к казенным стенам и с тревогой думала о том, что по окончании практики ей впервые предстоит устраивать свою жизнь на съемной квартире.

***

Выехав с рассветом, весь минувший день они провели в дороге. В микроавтобусе, помимо водителя, их было четверо: Лида, Таня, Гошка и Николай Таннагашев. Лида настороженно присматривалась к новому знакомому, это был сдержанный, немногословный молодой человек приятной наружности. О нем было известно, что он старше остальных и пришел в Центр после окончания Индустриального университета.

Ближе к вечеру проносящиеся за окном пейзажи заметно изменились — путешественники въехали на территорию Горного Алтая. Лида никогда не бывала за границей, но в этом приграничном краю она остро ощутила близость иныхземель. Соседство Монголии и Туркестана[2] чувствовалось во всем: в облике людей, в силуэтах аилов[3] в алтайских деревнях, в бурых безлесных горах и засушливых степях.

Здесь встречались пейзажи двух основных типов: горный и степной. Сначала дорога долго петляла меж горных отрогов, а виды из окна чередовались как в калейдоскопе, оставаясь, по сути, весьма однообразными. Горы сменяли одна другую, появляясь то справа, то слева; каменистые осыпи то подбирались опасно близко к обочине, то отступали вглубь. На