бесстрастно. Poker face.

  Жучка надеялась, что она сейчас подхватит свою сумку и растворится, как обычно, но та стояла, не глядя на Короля, но будто ожидая чего-то. И тот, чуть поколебавшись, спросил её с обычной своей беспечной и победительной ухмылочкой:

  - Больше проблем нет?

  Марша пренебрежительно скривилась:

  - А ты что, Большой Белый Герой, и другие мои проблемы решать собираешься?

  И тот взял и нагло кивнул!

  - Какие ещё проблемы?! - опешила Жучка.

  - Да был тут... инцидент один, - небрежно бросил Король, искоса глянув на Маршу, и Жучка задохнулась от гнева и растерянности, впервые почувствовав себя рядом с ним посторонней.

  Это было примерно полтора месяца назад. С тех пор она настороженно отслеживала частоту появлений Короля на студенческих дебатах и частоту появлений Марши на лабораторных и практических занятиях группы Короля.

  * * *

  Жучка опять встряхнула головой. Что ещё за нах... К чёрту Маршу Рейнберд! К чёрту всё!

  - Разуйся... Джон Смит, - буркнула она хмуро, указывая на пыльные кроссовки Короля. - Я только что полы помыла.

  Тот беззаботно ухмыльнулся:

  - Да брось ты! Тоже мне, desperate housewife, отчаявшаяся домохозяйка... Иди лучше сюда.

  - На хрена? Я занимаюсь, - строптиво процедила она, подходя, однако, на шаг.

  - Мной займёшься.

  - Ага, два раза.

  Он расхохотался, запрокинув светловолосую встрёпанную голову:

  - Можно и два! Я не возражаю.

  Невольно заглядевшись на его белозубую нахальную ухмылку, она не успела отпрянуть, когда он стремительно ухватил её за руку и дёрнул на себя.

  - Я сказал - иди сюда, - раздельно повторил он, прижимая её к дивану и уже не улыбаясь.

  Жучка коротко выдохнула и на секунду крепко зажмурилась.

  - Устала я уже с тобой письками меряться, Король, - вырвалось у неё. - Понимаешь?

  Его пальцы медленно разжались.

  - И вообще, я тебя без гандонов больше не подпущу, - безжалостно продолжала она, посмотрев ему в глаза, вспыхнувшие яростью и какой-то детской обидой. - Мало ли где ты шля...

  Король тряхнул её за плечо, обрывая на полуслове.

  - Ты у меня одна! - прохрипел он севшим вдруг голосом, и она опять зажмурилась.

  Пропали оно всё пропадом - Пиндосия, Калифорния, Беркли, преподы с их Нобелевским лауреатством! Очутиться бы сейчас на лежанке из небрежно наломанных веток, прикрытых одеялом, в той заброшенной землянке на берегу родного моря, где они провели своё самое первое, самое безбашенное лето...

  - Вот здесь - одна, верю, - откликнулась она наконец, слыша, как вздрагивает собственный голос, и положила ладонь прямо под ремень его джинсов. Король дернулся, как от удара током, но она уже отняла руку и вновь прикоснулась - теперь к его сердцу, неистово колотившемуся под модной рубашкой. - А здесь?

  Он отшатнулся, но её пальцы теперь коснулись его лба:

  - И здесь?

  Она сжала его лицо в ладонях, напряжённо глядя в заблестевшие, потемневшие глаза.

  - Здесь, и там, и везде, - лихорадочно зашептал он, отчаянно целуя её, прижимая к себе так, будто хотел ею пропитаться, войти в неё прямо сквозь поры. - Только ты, ты одна... Королева...

  Она снова зажмурилась, принимая его, впуская его. Плясали перед глазами огненные всполохи костра, в ушах шумел родной прибой, и морской солёный привкус жёг саднящие губы, которые она прикусывала, чтобы не закричать.

  Уже уплывая в сон, она широко раскрыла глаза и подскочила:

  - Король!

  - М-м... - невнятно откликнулся тот.

  - Я с Серёгой сегодня по скайпу... чёрт, он наврал, что у него микрофон сдох, списались просто. Что-то там у него... не то.

  - Да брось ты параноить... - Король зевнул широко и сладко. - Чего у него там может быть не то? Продюсер какой-то нашёлся, раскручивает их. Он же всегда чего-нибудь гонит, Серёга-то. Творческая личность... Мама за ним присматривает. Не бери в голову, спи давай.

  Через минуту Жучка услышала его мерное дыхание и из всех сил саданула кулаком в подушку.

  Параноить, значит... Ладно. Завтра она сама с этим разберётся.

  Сон ушёл враз.

  Откинувшись на спину, она надела наушники и нашла в плей-листе последнюю Серёгину песню.

  Дыхание тает на острие зловония,

  Страх - просыпаться опять непонятыми,

  Как два изгоя, что терпят крушение боинга,

  Как два Геракла, распятые на крестах истории.

  На простынях, от холода потных заведомо,

  Лежать не дыша, боимся вдохнуть отчаяние,

  Прощение вымолив, просто прождав ответа,

  И проиграть, всего лишь приняв наказание.

  Дыхание крошится, всеми оттенками красного,

  Нутро дрожит, заполненное вдохновением,

  Стоять на месте, словно родившись привязанными,

  Стоять на месте, испытывая терпение.

  Рисуй глаза на спинах каждого голубя,

  Разуй глаза, и клетка почти естественна.

  Спина к спине, хотя и не до конца любя,

  Глаза в глаза, хотя может слишком тесно нам.

  И так мечтать - пойти навестить любовников,

  Не подпускать друг к другу нужду и горе.

  Как два изгоя, что терпят крушение боинга,

  Как два Геракла, распятые на крестах истории...

  * * *