Перед Степановым невесть откуда возникла женщина.

  Она стояла и спокойно ждала, когда он подойдёт.

  Стояла прямо на месте преступления: на самом краю ржаного поля, где рожь была примята ножищами деревенских дуралеев, доставивших найденный труп в городскую больницу и в процессе погрузки затоптавших все возможные следы преступника.

  "Рост метр шестьдесят три - метр шестьдесят пять, вес около шестидесяти килограммов, возраст - двадцать восемь-тридцать лет", - привычно определил Степанов, растерянно уставившись на женщину.

  Особые приметы?

  Красивая.

  На ней было надето странное платье, почти музейный экспонат: белое, вроде как льняное, с красными узорами по вороту и по обшлагам пышных рукавов. Распущенные волосы пшеничной волной падали на узкие прямые плечи и спину. Руки она скрестила на высокой груди.

  - Гражданка, что вы здесь делаете? Предъявите документы!

  Произнеся эту фразу, Степанов тут же спохватился, что не представился, как положено, и закончил торопливой неловкой скороговоркой:

  - Оперуполномоченный Степанов, городской убойный отдел.

  Фраза стала совершенно идиотской.

  Степанов и так чувствовал себя идиотом под пристальным, чуть удивлённым, чуть насмешливым взглядом серых, как дождливое небо, глаз этой женщины. Потным, запыхавшимся идиотом с ярко-красной полосой на лбу от фуражки. Да и вся рожа у него, наверное, была ярко-красной, словно китайский фонарь. Степанову не нужно было смотреть на себя в зеркало, чтобы понять это.

  Зачем он надел форму, спрашивается? Чтобы выглядеть солиднее перед деревенскими, что ли? Чтобы те не подумали, что он, Степанов, - совсем сопляк, недавний стажёр? Ну вот, теперь фургон натирал ему лоб, ворот форменной белой рубашки - шею, а сама рубашка пластырем прилипла к спине. Степанов, бесспорно, выглядел солидно - как раскалённый кирпич. Он почти не сомневался: если ему сейчас плеснуть в лицо водой, она зашипит и испарится.

  Взгляд этой женщины был как колодезная вода - прозрачным и холодным. И сама она казалась свежей, словно и не стояла рядом с истекавшим потом Степановым под пронзительно-голубым, ослепительно сиявшим небом.

  - Под голубыми небесами великолепными коврами, блестя на солнце, снег лежит, - зачем-то продекламировал Степанов и в ужасе запнулся. Что за дела? Что он метёт?! Не иначе, как ему и вправду башку сквозь фуражку напекло!

  - Здесь совершено преступление, - невнятно пробубнил он, отчаянно мечтая оказаться в снежном сугробе.

  Нагишом.

  Выпрыгнув прямо из старой приземистой баньки вместе с этой статной неулыбчивой красавицей, похожей на валькирию.

  Блин, да у него и впрямь солнечный удар! О чём он только думает?!

  - Здесь был найден труп, - отчеканил Степанов, тщетно пытаясь обрести ту бодрость, с которой он поутру вместе с Муращенко и Трегубовым садился в "хонду" Муращенко, чтобы выехать в это чёртово Ново-Ебуново.

  То есть в Ново-Воронково.

  Трегубов и Муращенко сразу после приезда принялись производить в селе следственные действия, как они это называли, то есть корешиться с местной администрацией и устраиваться на постой, а Степанов, слишком молодой и рьяный, поспешил сюда, на край ржаного поля.

  - Труп не местного жителя, - уточнил Степанов, хотя женщина ни о чём его не спрашивала и вообще до сих пор не произнесла ни единого слова. - А вы местная? Живёте здесь? Или дачница?

  "Что ты тут делаешь вообще, Степанов? Опрашиваешь потенциальную свидетельницу? - с тоской подумал он. - Она же какая-то... глухонемая! Ты ещё расскажи ей про..."

  - Причиной смерти потерпевшего стал перелом шейных позвонков, - рассказал Степанов.

  "Лицо на затылке" - вот как это назвали у них в отделе.

  Лицо на затылке.

  Потерпевший, Терехов Иван Алексеевич, тридцати четырёх лет, приехал в Ново-Воронково порыбачить и был найден мёртвым вчера вечером. Шея его были так неестественно вывернута, что лицо оказалось обращёнными к небу, несмотря на то, что труп лежал на животе. И никаких следов борьбы.

  Только следы спермы на нижнем белье, хотя одежда потерпевшего не была даже расстёгнута.

  Степанов титаническим усилием воли удержался от того, чтобы не вывалить и эти подробности, потряс очугуневшей головой и начал снова:

  - Так вы зна...

  Он осёкся.

  Женщина уже стояла вплотную к нему: он и не заметил, как она подошла, плавно и бесшумно переступая босыми ногами.

  Степанов ещё успел увидеть россыпь мелких веснушек на её переносице, крохотный шрам на левой скуле... но тут она подняла глаза, и он утонул.

  Погрузился с головой в глубокое, безмятежное, прохладное озеро.

  В высокий снежный сугроб, ловя руками и исступлённо прижимая к себе её нагое крепкое тело.

  Бабником Степанов никогда не был, перед женщинами робел, за что в отделе над ним посмеивались и обзывали монахом, но сейчас он понимал, что просто умрёт, если немедленно не погрузит занывший и дёрнувшийся от возбуждения член в прохладную скользкую глубину этого тела, ставшего вдруг самым желанным на свете.

  Почему прохладную? Русалка она, что ли?

  Степанов опять потряс головой, будто выныривая на поверхность из этой полуобморочной похабной одури... и обнаружил,