почечники в Восьмигранных апартамента. Когда-то мы там в биллиард и в картишки на девочек играли. Это тоже священная обитель… Что нынче в Восьмигранных апартаментах?

— Там — медпункт.

— О, небеса! Я этого не переживу… Медпункт! Восьмигранные апартаменты попортили. Проклятье, проклятье на всех вас, нечестивцы! Возмутительно… Хулиганство!

В чайхане зароптали. „Артист“, по всему видать, перегнул палку. Худо, когда человек в шутках своих не знает меры — пусть даже он и артист.

Библиотекарь, улыбнувшись, заметил не без яду:

— Вы, гражданин хороший, как я вижу, не изменились. Такой же сладострастный и жестокий, как и в прежние времена.

— Жестокий? — удивился „артист“. Мы — милостивый.

— Очень милостивый! Забыли разве, как в свое время замечательного писателя Садриддина Аини подвергли бесчеловечному наказанию палками за то, что людям правду говорил!.. А мастера усто Ширин Мурадова, генеального резчика по ганчу, вы бросили в подземную тюрьму зидан… Этот мастер при Советской власти был почетным членом Академии наук Узбекской ССР.

— Ух ты! — поразился экс-эмир.

Вот Вам и „Ух ты“! Злой вы человек, свирепый. Дай вам воли — вы бы сейчас всех честных людей, тружеников в зидан упекли.

— Всех-нет, — успокоил старикан. — Мы сообразительный. Если всех в клоповник, кто тогда на нас работать станет. Но многим бы пришлось покормить клопов, испробовать вкус палок.

Народ в чайхане загудел, заволновался. Люди забыли, что перед ним, как они полагали, „артист“. Все наперебой старались сказать ненавистному эмиру словце позлее. Алим хан съежился от страха.

Наконец вмешался Афенди.

— Люди! — произнес он. — Воспользуемся удивительным случаем. Проведем с этим бывшим владыкой диспут.

Предложение острослова и мудреца пришлось всем по вкусу.

— Хош!.. — послышались возгласы. — Мудрые твои слова, Афанди. Начинай диспут!.. Ну, держись, бывший угнетатель!..

Доктор филологии Мустаким Мирзаев подмигнул Насретдину, ободряюще закивал.

— Прекрасная мысль, уважаемый Афанди, устроить диспут. Светлая у вас голова. Недаром в Бухаре все вас любят и ценят.

Алим-хан возмутился.

— Это нас должны любить, а не этого прощелыгу!..

Мирзаев улыбнулся.

— Вашу персону, прямо скажем, бухарцы вспоминают без особого почтения… Извините за откровенность. А вот Афанди благодарные бухарцы в скором времени здесь, на площади Ляби-хауз, воздвигнут памятник!

Экс-эмир от злобы заскрежетал вставными челюстями. Афанди же благодарно поклонился народу. Затем произнес с чувством:

— Спасибо, люди добрые. Благодарю вас, товарищи… А сейчас позвольте начать диспут.

Афанди отхлебнул из пиалы чаю и с преувеличенной почтительностью обратился к Алим-хану:

— О, великий и могущественный! Позвольте мне, недостойному, доказать две истины.

Экс-эмир подозрительно покосился на Афанди, скривился, словно у него зубы заболели, и буркнул:

— Высочайше соизволяем. Доказывай.

— Во-первых, о непобедимый в своей мощи владыка, изгнанный все-таки народом из Бухары 18 числа месяца зу-ль-хиджра 1338 года хиджры, что по современному календарю соответствует 2 сентября 1920 года… Во-первых, осмелюсь осквернить ваш благородный слух сообщением о том, что никакой вы не эмир, ниспосланный аллахом, а просто-напросто потомок разбойников, узурпировавших власть.

— Йе-э-э! — взвизгнул Алим-хан. — За такие нехорошие слова резать башка тебе будем!!

— Терпение, ваше бывшее высочество. Гнев — плохой советчик. Давайте лучше обратимся к фактам. Со стародавних, незапамятных времен живет в Бухаре трудолюбивый народ. И с тех же стародавних времен плодами его труда пользовались грабители, захватывавшие Бухару силой оружия. Власть забирали бухар-худаты, саманиды, караханиды, каратаи, чингизиды, тимуриды, шейбаниды… Наконец, в 1740 году Бухарское ханство захватил персидский шах Надир. И наместником своим в Бухаре он поставил местного феодала Мухаммада Рахима. Этот ваш прапрапрапрадед спустя несколько лет и объявил себя нахально эмиром Бухарским. Так началась ваша мангинская династия, завершившаяся столь бесславно в вашем благородном лице. А теперь, после всего сказанного, — судите сами, кто вы: священная особа или потомок разбойников?

Старик Алим-хан до того разинул рот от удивления, что даже верхнюю вставную челюсть выронил. Народ рассмеялся. Афанди же продолжал:

— Итак, мой противник безмолствует. Молчание же, как известно, знак согласия. Да и трудно, я бы даже сказал, невозможно оспаривать мои доводы.

— Конечно, ты прав, уважаемый Афанди! — воскликнул кто-то с места. — Все ясно, как божии день. Никакой он не священный… Тиран в отставке — вот он кто!

Народ в чайхане одобрительно зашумел.

— Истинные слова…

— Верно.

— А то, что старикашка этот в шитом золотом халате кривится и шипит от злости — это понятно.

— Еще как понятно, — Афанди вскинул руки, призывая народ к тишине. — У узбеков есть хорошая пословица: „Иная правда и отцу родному не понравится“. А тут бывшему его высочеству о его разбойном происхождении говорят. Скривишься, перекосишься даже!

— Верно, Афанди-ака. Дальше говори!

— Хош!.. Итак, благодарение всевышнему, коего, как наука доказала, вовсе не существует… Хош, первый вопрос решен. Переедем к другому. Посмотрим, как жила Бухара во времена правления вот этого скрюченного от злобы старикашки…

Алим-хан вскочил, брызгая слюной, заорал: — Хорошо жила Бухара, замечательно жила!! В иные дни жители Бухары под нашим чутким руководством, съедали до шести тысяч баранов! Это значит, — старикан зашептал что-то себе под нос, видимо, подсчитывая, захлебнулся слюной, кое-как откашлялся и вновь заорал: — Это выходит — по три фунта мяса и сала на каждого бухарца. В день! Во-о-о!..

— Благодарю за ценную информацию, — Ходжа отвесил церемонный поклон. — Катта рахмат, ваше бывшее! Соизвольте же и вы выслушать кое-что любопытное. Итак, поучительный урок занимательной арифметики.

До революции в Бухаре насчитывалось 60 тысяч мужчин. Не так ли?.. Хош. Из них мужчин, в полном смысле этого слова, от 16 до 45 лет было 28 тысяч. Из этих двадцати восьми тысяч 10 тысяч — ученики мактабов и