казалось, взволновали Майка. Он перевернул ее и трахнул в задницу, пока она выворачивала на изнанку содержимое своего желудка.

- О, Боже! - взвыл Майк.

Его яростные толчки замедлились, затем прекратились.

Синди повернулась и уставилась на него, ее лицо было перепачкано дерьмом и рвотой.

- Ты на всю голову ебанутый!

Майк запрокинул голову и рассмеялся, когда Синди бросилась в ванную. Осень уже была в душе и протянула ей мыло. Синди злобно откусила большой кусок и принялась жевать его.

Когда она вернулась в спальню, Майк уже был одет.

- Мне пора возвращаться, жена, наверное, беспокоится о том, где я, - oн перекинул куртку через плечо и направился к двери. - Но было весело, малыш, в то же время на следующей неделе?

- Что? Ты ожидаешь, что я буду делать это каждую неделю?

- Конечно, секс на всю жизнь за молчание на всю жизнь.

Синди подошла к тому месту, где на полу валялась ее одежда, и наклонилась, чтобы что-то поднять.

- Майк, иди нахуй, извращенец!

Она нажала на спусковой крючок своего девятимиллиметрового "браунинга", и содержимое головы Майка ударилось о стену. Осень вышла из душной ванной и уставилась на кровь, стекающую по стене. Она не заслуживала смерти. Синди знала это, но не могла оставить ее в живых. Она дважды быстро нажала на спусковой крючок. Обе пули попали Осени в грудь и отправили ее в ванну, где она слабо царапнулась о фарфор в попытке подняться, а затем замерла. Синди зaглянула, чтобы убедиться, что она мертва. Там уже было достаточно крови, чтобы принять ванну.

Она создала ситуацию, которая потребует серьезного решения. Если она знала владельца "Гэлакси" так хорошо, как думала, тo он бы не хотел, чтобы полиция рылась там больше, чем обычно. Несколько стодолларовых купюр заставят его замолчать. Остались только тела. Серийный убийца. Ребекка из судебной экспертизы, позаботится о них за услугу. Тела будут разрезаны на аккуратные транспортируемые части, и Синди избавится от них своим уникальным способом. Ей нужно было подставить убийцу.

УМЕРЕТЬ ЗА...

Чувствуя себя странно, Mать-Личинка после обеда удалилась в свою спальню, чтобы отоспаться от автостопщика из Hью-Эйджа. Нелла больше не занимала кровать. Ее похоронили в шкафу вместе со всеми ее старыми туфлями и одеждой. Эдди смотрел, как спит Mать. Сам ее размер сейчас был чем-то, на что стоило посмотреть. Ее внушительная фигура грозила перерасти кровать королевских размеров. От ее толстой шеи, похожей на перекормленного питона, по всей длине ее тела волнами спускались огромные холмы жира. Ее кожа была украшена бледно-фиолетовыми растяжками, такими же замысловатыми, как племенные татуировки. Человеческое мясо явно её полнило, хотя Эдди по-прежнему дополнял ее рацион ведром жирного фарша в день, сбрызнутого бутылкой оливкового масла.

В середине ее живота была дыра, которая преследовала его во сне и занимала каждую его мысль наяву. Он видел, как другие отваживались войти внутрь, умирая в агонии и блаженстве в равной мере. Разве не лучше быть ими, чем изо дня в день тосковать о том, чего у него не может быть? Ответ был прост. Да, так оно и было.

Эдди сбросил одежду и забрался на Mаму. Он был похож на маленького мальчика, обнимающего моржа. Он боролся, чтобы закрепиться на ее жирной, гладкой коже, и вонзил ноги и руки в расщелину, чтобы удержаться. При его прикосновении Mать пошевелилась, пробормотала его имя и снова захрапела. С трудом Эдди скользнул в небесную дыру. Влагалище Mатери сжалось вокруг его члена, и тысячи языков, делающих минет, начали свое представление. Эдди застонал от сильного чувственного удовольствия. Это было даже лучше, чем он мечтал. Он умрет за это тысячью смертей.

Мать лениво приоткрыла глаза:

- О, Эдди, но почему? Это же убьет тебя.

* * *

Синди припарковалась на полпути, вдоль подъездной дорожки дома Эдди, густо заросшего кустарником и травой, высотой с человека. Заросли сорняков пробивались сквозь потрескавшийся бетон и щебень. Промозглый запах ближайшего ручья пронизывал окрестности, а во влажном воздухе раздавалось кваканье тростниковых жаб и стрекотание сверчков. Две тростниковые жабы на подъездной дорожке уставились друг на друга с вожделением рептилий. Cамка была крупнее. Синди наступила на нее. Её кишки вывалились изо рта в супер-кучу всех рвотных масс. Самец прохрипел тростниковый жабий эквивалент: "Святое дерьмо’ и попытался отпрыгнуть.

- Не сегодня, уродливый ублюдок.

Она наступила и на него тоже, и вдавила его тело в гравий каблуком своей туфли. Синди ненавидела тростниковых жаб. Они не только были инвазивным видом, который принес экологическое разрушение, но и были ответственны за смерть ее любимой собаки, когда она была ребенком. Токсин жабы-убийцы, который они выделяли из своих спин, когда им угрожали, обладал психоделическими свойствами. Уинстон (пёс) провел свои последние часы, спотыкаясь-гоняясь за воображаемыми кроликами, обнюхивая вымышленные задницы и трахая воображаемых сук. Она вытерла туфлю о траву.

- Это было для тебя, Уинстон, где бы ты ни был.

План Синди был прост. Ворваться в дом, всадить пулю в голову Эдди, трахнуть его, а остальное выяснить после - строго в таком порядке. Дом был большой и в плачевном состоянии. Краска облупилась со стен, обнажив дерево. Опрокинутая дымовая труба лежала в куче битого кирпича и пыли в траве. Дом был окружен неухоженными сельскохозяйственными угодьями и кустарником. На восточном горизонте возвышался огромный амбар. Его двери стонали на ветру, которого она не чувствовала. У Синди было шестое чувство, что когда-то внутри произошло что-то ужасное. Это было бы идеальное место, чтобы сбросить тела Майка и Осени.

Синди прошла по деревянной веранде вокруг дома к задней части, где горел одинокий свет. Шторы были задернуты, но она слышала измученное ворчание и хриплый женский голос, повторяющий снова и снова:

- Еще, еще...

Она прокралась к передней части и попробовала одну из дверей. Tа была не заперта и легко открылась. Она вошла в кухню, где слабо жужжал холодильник, а красная светодиодная лампочка на микроволновой печи отбрасывала зловещий свет. Синди включила фонарик, и ее встретили желтые от солнца стены, деревянные шкафы и скамейки из формики. Дом не ремонтировали с шестидесятых годов. Это соответствовало тому, что она помнила об Эдди: волосы плюшевого мальчика и старый фургон "Бедфорд". Запах разлагающихся трупов запятнал дом, и Синди повела себя как сука в жару на эту вонь - она была уверена, что у нее есть свой мужчина. Если Эдди не будет здесь, кому-то придется умереть сегодня ночью. Она была так возбуждена - ей было интересно, не