========== Часть 1 ==========

Сентябрь — с неизменными дождями, текучими прогорклыми туманами, масляным блеском газовых фонарей в мокрых мостовых — всегда приходил неожиданно. Он словно бы не смотрел на календарь, а потому то оказывался ранним гостем, то непунктуально задерживался, и всякий раз Тэйлос пропускал тот самый миг, когда следовало надеть плащ.

Сегодня он стоял в сыром переулке и ёжился от прохлады. Ветра не было, туман повис облаком, пах машинным маслом и прошедшим дождём. Недовольный уличный кот выполз погреться у выхода вентиляционной шахты, откуда дышало теплом и пылью заводского нутра, и Тэйлос едва не позавидовал животному.

Было ещё так рано, что даже вывеска «Красного дракона» не погасла, всё так же помигивая алыми лампочками. Далеко на востоке, в клубящихся облаках разливалось сияние зари.

Несмотря на ранний час, улица уже оживала — кто-то возвращался домой после ночной смены, кто-то, как и Тэйлос, уже спешил по утренним делам. Пропустив экипаж — звонкий цокот хорошо подкованной лошади отражался эхом от стен, казался особенно влажным и гулким — Тэйлос наконец-то решился выйти из переулка и подойти к условленному месту встречи. Встав прямо под фосфоресцирующий циферблат часов, он пошарил по карманам и выудил трубку, но не успел даже забить её.

— Вы пунктуальны, — раздался голос. Тэйлос резко обернулся.

— Мистер Грэйс, — кивнул он, решив не снимать цилиндра. Они были не в тех отношениях, даже до рукопожатия вряд ли бы снизошли.

— Итак, ваш долг?..

Тэйлос вытащил из нагрудного кармана пачку денег. Ему, конечно, вовсе не хотелось отдавать их, но иного выхода не было. Глупо подставившись на последних гонках паромобилей, он должен был теперь расплачиваться за необдуманные ставки и сорвавшиеся с губ слова разом.

— С вами приятно иметь дело, — Грэйс оскалил в улыбке металлические зубы. Отливавшие синевой, они превращали его из человека в автомат, в механическое существо, лишь по прихоти создателя имеющее человеческий облик. Тэйлосу было приятнее думать, что Грэйс действительно не имеет ничего общего с людской природой. Пожалуй, он и биение его сердца принял бы за неумолчное тиканье часового механизма.

— Взаимно, — отрывисто бросил он и снова взялся за трубку, намереваясь за привычными жестами скрыть волнение. — Хорошая погодка, да?

— Шутите? — Грэйс засмеялся — будто залаял. — Отменное чувство юмора.

Видимо, он не разделял очарованности Тэйлоса, не чувствовал прелести тумана или влажности. Отчего-то это было ужасающе грустно, но стоило ли ждать от машины — не человека — чего-то иного?..

Тэйлос улыбнулся, точно и впрямь пошутил.

— До встречи, — и Грэйс оставил его одного на вновь опустевшей — теперь уже до девяти утра — улице.

Тэйлос поднял глаза к сумрачному небу, где бесшумно завис дирижабль, потом потёр переносицу и передумал курить. «Красный Дракон» подмигнул вывеской, но он всё же не решился зайти — нужно было стать осмотрительнее, не так-то легко теперь будет подзаработать деньжат. Нет ни единого лишнего цента, так что и виски с утра не будет.

Он зашагал по улице, почти рассеянно поглядывая на прикрытые ставнями витрины и окна первых этажей. Слишком рано, никто ещё не взялся за работу, только от булочной плыл дурманящий аромат выпекающегося хлеба. А ведь днём всё преобразится — забегают цветочницы, закричат зазывалы, раскроются двери лавок… Тэйлос любил городской шум и даже заскучал по нему — этакое иррациональное ощущение в самом сердце раннего утра.

Он завернул за угол и поднялся по лестнице к дому, где снимал комнатушку. Нашарив ключ под почтовым ящиком, Тэйлос некоторое время озирался, точно опасался, что его застукают соседи, и только потом вошёл в дом.

Сумрак скрипучей лестницы, навсегда пропахшей жареным луком из-за любительницы готовить с первого этажа, заставил Тэйлоса подождать внизу, пока зрение не привыкло и не позволило разобрать иссохшие деревянные ступени и причудливые балясины, источенные жучком.

Иногда казалось, что дом скоро и вовсе развалится, особенно если приходили ветра, из-за которых жестяная кровля стонала и пела, пронзительно вскрикивала, будто желая оторваться и улететь. Квартирка Тэйлоса была на третьем этаже, как раз под крышей, и эти грустные завывания приносили ему меланхоличное настроение.

Поднявшись к себе, он скинул пиджак на старое кресло и встал у окна, чтобы ещё немного поглядеть на город, прежде чем усядется за работу. Мягкий утренний свет уже разгорелся настолько, что залил весь письменный стол — с записками, стопками бумаги, раскрытыми и заложенными чем попало книгами… Тэйлос лишь скользнул взглядом по этому беспорядку.

Ему открывался чудный вид на Фергюсон-Лейн, улочку, что неспешно уводила к чёрной кованой ограде городского кладбища. Мало кто мог оценить прелесть этих мест. Но Тэйлоса не смущало соседство, напротив, мёртвых он любил больше, чем живых, ведь они уже никого не могли предать. С особенным удовольствием он писал некрологи, и сегодня ему как раз следовало заняться одним из них.

Снова он вернулся мыслями к тому, с чего начался день. Мистер Грэйс — мошенник и, чего уж там, ублюдок. И стоило бы как истинному журналисту написать о нём разгромную статью, даже сократив его имя до инициалов, но Тэйлос был лишён журналистского чутья, которое повлекло бы в самые рискованные авантюры. Он был лишь хорошим ремесленником, и его статьи — добротные и пронизанные духом времени — никогда не были остры и не печатались на первых полосах. Потому он и писал вдобавок некрологи или скромные рекламные объявления.

Он и не ставил-то никогда… Это вышло почти случайно.

Тэйлос оборвал эти мысли и сел за стол, словно наказывая себя лишением утреннего кофе. Работа не могла подождать, уже в обед начиналась печать завтрашнего выпуска «Фэйтон Таймс», где должны быть его заметки.

***

Текст всегда увлекал и затягивал его. В открытое окно с осенней прохладой приходили голоса и звуки, но Тэйлос уже ничего не чувствовал и не слышал, погрузившись в зыбкий мир, что вырисовывался в его строчках. Порой он задумывался, что должен написать настоящую книгу, иногда даже набрасывал несколько обрывков — такими полнился один из ящиков его стола — но рутина не позволяла взяться за эту идею.

Впрочем, он любил рутину, как любил пришедший на пару недель раньше