Я знаю правильные части, Йен. Киношники, помнишь?

И все же я настаиваю. Каждый тест требует немного разных приготовлений. Некоторые требуют, чтобы вы писали прямо на аппликатор. Некоторые хотят, чтобы вы окунули конец тестовой палочки в маленькую чашку с мочой. Некоторые предоставляют линию. Сэм прыгает взад и вперед на ногах, сжимая промежность, как будто пытается физически удержать мочу внутри себя.

— Скорее!

— Ладно, вот. Сначала этот.

Она писает на него, и я передаю ей другой. Потом еще один. У нас в очереди двенадцать штук, прежде чем она полностью опорожнит мочевой пузырь.

— Черт, — говорю я, уперев руки в бока, оценивая нашу линию.

Она моет руки с самодовольной улыбкой.

— А ты как думаешь, ученый? Достаточно ли для вас этих данных?

Я улыбаюсь и киваю, прежде чем отступить и соскользнуть на пол. Волнение последнего получаса начинает брать свое. Сэм остается стоять, уперев руки в бедра, пока изучает тесты.

— Сколько нам еще ждать?

— Первый будет готов через пять минут.

Произнося это вслух, у меня сводит живот. Она поворачивается ко мне, и я вижу, что она дрожит, ее глаза наполняются слезами.

— А что, если он положительный?

Я наклоняю голову и оцениваю ее.

— Мы будем в восторге.

— А если он отрицательный?

— Мы, вероятно, почувствуем облегчение, но мы также будем продолжать пытаться.

— Может быть, твоя мама экстрасенс. Ты ведь не сказал ей, что мы пытались, не так ли?

— Нет. Это все она.

— Она сказала, что я сияю.

Я улыбаюсь.

— Так и есть.

— Сколько прошло?

Я смотрю на таймер на своем телефоне.

— Тридцать секунд.

— О боже. Меня тошнит.

— От волнения?

— Я не знаю. Я хочу этого, но внезапно чувствую, что мы вляпались по уши. — Это то же самое чувство, которое я испытала, когда ты попросил меня выйти за тебя замуж.

Я понимаю, что она имеет в виду. Мы были бы наивны, думая, что это не огромный шаг. Наша жизнь вот-вот изменится навсегда.

— Иди, сядь рядом со мной.

Я сгибаю колени, чтобы она могла поместиться между моими ногами. Сэм поворачивается, садится и прислоняется спиной к моей груди. Мое сердце колотится об ее лопатку. Моя рука обхватывает ее запястье, и я чувствую ее пульс, считая удары в голове — быстрее, чем колибри. Обхватываю другой рукой ее живот и прижимаюсь к нему, ожидая, ожидая. Я знаю, что было бы слишком рано что-либо чувствовать, но я хочу что-то почувствовать.

— Йен? Помнишь, как я нарядилась Гермионой на Хэллоуин, и ты сказал мне, что я выгляжу как слабоумная?

Я улыбаюсь и прислоняюсь головой к стене.

— Да, я пытался поцеловать тебя той ночью.

— Что?!

— У чаши с пуншем, но было уже слишком поздно. Ты выпила четыре рюмки, и тебя вырвало на меня.

— О, боже. Я помню, как меня тошнило, но я не помню, чтобы ты пытался меня поцеловать.

Я смотрю вниз и вижу, что на таймере осталось две минуты.

— Да, ну, я не был таким уж спокойным. Раньше ты заставляла меня нервничать.

Она смеется, как будто это совершенно нелепо.

— Интересно, насколько все было бы по-другому, если бы ты на самом деле поцеловал меня.

Полностью, но я бы ничего не изменил.

— Это безумие, — бормочет она себе под нос.

Проходит еще минута, и теперь есть всего несколько секунд до того, как первый тест будет готов. Сэм смотрит на часы, и ее пульс пробивается сквозь кожу.

— Хочешь посмотреть вместе? — спрашивает она.

— Ты сделай это.

Я не уверен, что смогу стоять в данный момент.

Время замедляется, когда она встает и подходит, чтобы посмотреть тест. В моей голове мелькают разные вещи: детские краски, детский сад, подгузники, пухлые пальчики на руках и ногах.

Это простой тест старого типа с двумя строками для положительного и одной для отрицательного.

Ей потребуется одна секунда, чтобы прочитать его.

Таймер начинает подавать звуковой сигнал.

Сэм смотрит вниз, хватает тест, поворачивается и кричит.

Эпилог

Сэм

Два года спустя

— Господин президент, — говорю я, почтительно кивая, когда Йен протягивает мне попкорн.

— Госпожа госсекретарь, — отвечает он так же искренне.

— Гм, спикеру Палаты нужно подкрепиться.

— Ва-ва-ва-ва.

Мы оба смотрим на Вайолет, которая подтягивается, чтобы встать на край дивана. Ее улыбка разрывает мне сердце.

— Йен, ты можешь поверить, что мы воспитываем такого гения?

— Еще и полутора лет не прошло, а она уже говорит полными предложениями.

В ответ она бормочет:

— Ма-ма-ма-собака-собака.

Очевидно, она говорит на каком-то продвинутом коде. Любой робот смог бы расшифровать ее речь и найти решения для крупнейших мировых кризисов.

Затем она рыгает и отвлекается на кусочек ворса на полу.

— Так мудро. — Я киваю, принимая бокал вина, который Йен протягивает мне, прежде чем он поворачивается, чтобы взять чашку Вайолет. — Ты думаешь о Колумбии, Принстоне или Гарварде?

Йен пожимает плечами.

— Она выберет Плющ, но кто знает, может, просто вступит в Корпус Мира или в труппу бродячего цирка.

— Давай не будем об этом говорить. Мне от этого грустно.

— Что она собирается присоединиться к цирку? Я действительно сомневаюсь, что это произойдет.

Я наклоняюсь и поднимаю ее. Все, что мне нужно, — это одно приличное объятие, но она в том возрасте, когда ей нужна свобода, место для прогулок. Вайолет высвобождается и возвращается к игре на полу.

— Просто... Мне не нравится думать о том, как она растет. Она слишком мала, чтобы присоединиться к цирку.

Йен садится рядом со мной на диван и притягивает меня к себе. Я утыкаюсь носом в его грудь и закрываю глаза. Я могу услышать глубокое дыхание, наполняющее мои легкие, ровное сердцебиение моего мужа, игривый лепет моей дочери — все звуки жизни, о которой я не могла мечтать всего несколько лет назад, в основном потому, что мне снился лейтенант Йен, трахающий меня в армейской казарме.

— У меня такое чувство, что ты действительно зациклилась на цирке.

Я игнорирую его.

— Сегодня она лепечет у наших ног, завтра качается на трапециях, путешествуя по стране в вагоне поезда.

— Опять же, вероятно, этого не произойдет.

— Обещай мне, что она всегда будет такой маленькой. — В моем голосе звучит отчаяние.

Йен потирает большим пальцем мое плечо.

— Нет, не могу.

— Обещай мне, что она всегда будет маминой дочкой.

— Э-э-э, правда? — он дразнится. — Ее первым словом было «папа» — это не может быть совпадением.

У меня есть непреодолимое, нелепое желание