Грег Иган Дисперсия

Глава 1

Когда Элис направилась в долину, где располагался Митон, утро уже было на исходе. Воздух был неподвижен, погода – ясной, а тишину – если не считать звука ее собственных шагов и грохота перекатывающей гальки – нарушало лишь жужжание стрекоз и раздававшееся время от времени пение птиц. Раскинувшиеся перед ней мощеные улицы и дворы зданий с шиферной кровлей казались совершенно пустыми, а разделявшие их сады – лишенными всякой растительности, за исключением россыпи сорняков.

Подойдя ближе, она изменила свое мнение насчет сорняков: все же они больше походили на окультуренные растения, а значит, их семена, скорее всего, принесло ветром из Ритера. Оказавшись у края ближайшего сада, Элис присела на корточки, чтобы осмотреть невольных посланников из ее родного города. Рано или поздно владельцы сада их бы все равно заметили и выкорчевали, если, конечно, те не росли бок о бок со своими митонскими собратьями. Так или иначе, самим растениям удалось договориться о распределении корневого пространства посредством взаимно-осязаемой почвы.

Она отвернулась от сада как раз вовремя, чтобы заметить следы пыли, вздымающейся над брусчаткой позади нее. Встревоживший ее звук – и без того приглушенный, – уже потерял слышимость, но когда Элис наклонилась и приложила ухо к земле, до нее донесся слабый звук удаляющихся шагов.

Элис с осторожностью направилась к центру города. Представляя ритеровские толпы таким утром, ей тяжело было отделаться от мысли о том, как, должно быть, печально оказаться посреди столь же возбужденной толпы, совершенно не замечавшей ее саму. Страх попасть в давку или оказаться затоптанной был попросту абсурдным, но в мысли о прохождении сквозь вереницу чужих тел приятного было немногим больше. Задушить ее митонская плоть не могла – по крайней мере, до поры до времени; составляющая воздуха, нужная Элис для дыхания, просто прошла бы сквозь тела всех местных, невольно оказавшихся в том же пространстве, что и ее трахея.  Однако инстинктивное желание развернуть и убежать имело в себе и рациональное зерно; если бы ее прародители забрели на территорию незримых, неосязаемых чужаков, не зная, в какой именно момент локоть, случайно проткнувший им грудину, может обернуться смертельной раной, покинуть это место было бы верхом благоразумия.

Время от времени наблюдая за Митоном с холмов, Элис за три месяца убедила себя в том, что оба соседних города по-прежнему подчинялись циклу, сохранявшемуся на протяжении нескольких веков. Ослабление контакта между поселениями не должно было на это повлиять; просто теперь в ее распоряжении было меньше свидетелей, которые могли бы подтвердить прежний порядок вещей. Но не имея возможности избавиться от затянувшегося чувства инстинктивного сомнения, ей стоило, по крайней мере, сосредоточиться на настоящих рисках: грязный след на видном месте; необъяснимый стук по булыжникам мостовой. Избежать этого было вполне в ее власти, ведь оказавшиеся поблизости люди не толкали ее против воли в грязь на дороге и не сбивали по собственной беспечности с ног. Если Элис будет идти тихо и осторожно, не делая вид, будто улица принадлежит ей одной и не слишком отвлекаясь на мысли о перемешанных внутренностях, то наверняка останется незамеченной.

Когда ей на глаза попались клубы пыли, Элис обрадованно направилась в самую гущу. Чем сильнее земля, по которой шла она сама, сотрясалась жителями Митона, тем выше шанс, что ее собственный след останется незамеченным.

Углубившись в толпу, она заметила горстку каменных монет, болтавшихся перед ней на уровне бедра. Она развернулась, желая убедиться, что на пути не было других прохожих с наличностью, однако за свои ежедневные покупки большинство местных, по-видимому, расплачивалось как-то иначе. Элис снова повернулась вперед и замерла на месте; она только что почувствовала в своей обуви небольшой камешек. Как ей теперь быть? Увидев, как его вытряхивают, любой прохожий бы наверняка догадался, что перед ним незваный гость – но если Элис просто пойдет дальше, ничего предприняв, камень, утяжеленный ее собственным весом, может попасть кому-нибудь на ногу. Именно это – почти слово в слово – произошло в одном из прочитанных ею детских рассказов, где все, кому отдавили пальцы, поначалу принялись обвинять друг друга, хотя история в итоге закончилась весело, а виновник понес заслуженное наказание. Впрочем, ждать столь сказочного финала от реальной жизни было бы неразумно.

Присев на корточки, Элис сняла обувь и, запустив внутрь руку, нащупала камень кончиками пальцев. Она уже собиралась продвинуть туфлю вперед, одновременно перемещая камешек вдоль стельки, тем самым не давая ему двигаться относительно дороги, но затем кто-то, должно быть, прошел прямо сквозь нее, и камень срикошетил в сторону каблука. Она быстро отодвинула его в сторону и надела туфлю, постаравшись не рассмеяться от того, что привычное чувство облегчения, последовавшее за избавлением от раздражающей помехи, оказалось вдесятеро сильнее обычного.

Добравшись до городской площади, Элис снова увидела парящие в воздухе монеты, а заодно – призрачного вида голубой жакет, серые брюки, бледно-красные туфли и кое-какие предметы полупрозрачного нижнего белья, которые бродили в толпе почти что независимо друг от друга. Не каждый мог позволить себе покупать новую одежду так часто, как хотелось, а в плане возможности согреться и сохранить пристойный вид эти наряды явно были лучше, чем отсутствие одежды как таковой. Несмотря на всю скрупулезность своей подготовки, Элис зажала рукав своего жакета между большим и указательным пальцами, убедившись в том, что ткань ничуть не утратила своего присутствия. Если она не стала жертвой непростительного мошенничества со стороны портных, то материал для ее одежды был добыт, соткан, разрезан и сшит максимум в течение десяти-двенадцати дней.

Она остановилась, чтобы осмотреть расположенные по соседству здания. Элис доводилось слышать, что «подлинное искусство», по мнению некоторых уважаемых художников, могло быть создано лишь при помощи пигментов, очищенных до состояния одной-единственной фракции, находившейся в одной фазе с телом художника; подобное творение жители его города могли бы лицезреть год-два, после чего оно бы постепенно сошло на нет – однако вывески большинства заведений, к счастью, были изготовлены людьми более практичного толка, так что названия митонских ресторанов и таверн были прекрасно виды даже столь нежеланному гостю. Элис обходила одно заведение за другим – поначалу нерешительно, опасаясь зайти внутрь и стараясь