Литвек - электронная библиотека >> Аркадий Миронович Минчковский >> Детская проза >> 13 разных историй

13 РАЗНЫХ ИСТОРИЙ Аркадий Миронович Минчковский

Знамя первой ступени

13 разных историй. Иллюстрация № 1
РАССКАЗ СТАРОГО ПИОНЕРА
Был у меня друг Юрка Пырх. Теперь он, и поверить трудно, заслуженный артист республики. Фамилия у него по сцене, конечно, другая. Когда Юрка артистом заделался, он себе более художественную фамилию подобрал. Как ни было ему боязно, что мы, школьные товарищи, не узнаем его, а всё же не решился Пырхом на сцену идти. Но это было уже в тридцатых годах, а в то время он над фамилией не задумывался.

Стукнуло нам с Юркой по десять, и Октябрю подходило десятилетие. Славный ожидался праздник! Ещё бы! Десять лет первой на земле Советской власти!

В Ленинграде готовились к празднеству. Хвойных ветвей навезли — вагоны. Ими в те годы обрамляли портреты и кумачовые лозунги, а в ветви вплетали гирлянды лампочек. Получалось красиво. Жаль, нынче забыли про хвою.

От школы, где мы учились, было рукой подать до Невского. Вам, теперешним пионерам, и представить себе трудно, каким тогда был Невский проспект. Посреди площади Восстания, где он кончался, высился памятник царю Александру Ш. Представьте себе огромный комод из красного камня, на нём коня-тяжеловеса, схожего с бегемотом. На коне, . уперев гирю-кулачище в колено, сидел толстозадый бородатый царь в шапке, как у старого городового. Уже после революции на пьедестале высекли стишок поэта Демьяна Бедного :

Мой сын и мой отец при жизни казнены,
А я пожал удел посмертного бесславья,
Стою здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки сбросившей ярмо самодержавья.
Разумеется, как и всегда, Невский был красив, но до теперешнего ему далеко. Мало того, что посредине проспекта тянулись рельсы, по всей длине его ещё стояли нелепые металлические столбы с коромыслами для трамвайных проводов. Теперь таких столбов и не увидишь. Автомобилей было мало, а если показать нынешним ребятам, какие ходили машины,— они будут смеяться. Не автомобили, а коробки на колёсах со спицами. Зато извозчиков было сотни. Неторопливо трусили они вдоль проспекта. Кучер пощёлкивал языком. Копыта лошади цокали, ударяясь о набухшие от дождей деревянные торцы мостовой.

Проспект украшали к десятилетию Октября. На фонари натягивали треугольные стяги с цветными лампочками по сторонам. Стены давно не ремонтированных домов завешивали лозунгами и портретами, балконы увивали кумачом и зелёными ветвями.

Мы с Юркой, бывало, — еле дождёмся последнего звонка — скатываемся по перилам с третьего этажа и, застёгиваясь на ходу, наперегонки бежим на Невский смотреть, что там делается. Наглядимся на все приготовления, и так нам захочется на демонстрацию — прямо до слёз. Просто недопустимо было, чтобы десятилетие Октябрьской революции без нас праздновалось.

Но что было делать? Мы ходили в четвёртый класс, а первую ступень на демонстрацию не брали. К тому же я был ростом ещё куда ни шло, а Юрка и на цыпочках до выключателя в коридоре не доставал: явись мы самовольно, нас бы непременно назад отправили.

Хотя Пырх был и маленького роста,— голова на всякие хитрости у него работала, как у большого. Он говорит :

     — Нам бы с тобой знамя, — никто бы нас не прогнал.

Знамя — это, конечно, замечательно, но где его возьмёшь? В магазине не купишь. Да и денег нет.

Но известно: когда денег нет, — лучше соображать начинаешь. И тут пришла мне в голову мысль.

—  Пойдём к нашему дворнику Антону, — говорю я Юрке. — Он четыре флага вывешивает, а пятый у него в чулане так, зазря стоит. Может, одолжит нам.

 — Не даст, — качает головой Юрка.

 — А может, даст. Если не сердитый, — обязательно даст. Мой отец в ревизионной комиссии состоит, и Антон со мной сам здоровается.

И представьте себе, — дал нам Антон Лукич флаг. Притащили мы, довольные, флаг домой, разостлали на полу. Он был куда больше, чем казался на стене дома. Древко красное, на конце золотая пика. В верхнем углу эмблема — серп и молот. Замечательный флаг.

— Хорошо бы, — говорю Юрке, — здесь Карла Маркса или Будённого на коне нарисовать.

Юрка согласен. Конечно, не плохо, но кто позволит нам домовый флаг расписывать. Вдруг мой товарищ как хлопнет себя по лбу :

— Можно лозунг из бумаги вырезать и пришить.

Это была прекрасная идея. Немедленно стали лозунг по газетам искать. Нашли: «Да здравствует Великая Октябрьская социалистическая революция, пробудившая к свободе рабочий класс всего мира!» Сосчитали буквы — и видим: многовато — девяносто шесть, да ещё разные тире и запятые. Только вырезать — и то до утра придётся. Решили сами лозунг придумать. Предлагаю:

— «Да здравствует десять Октябрей. Ура!»

Юрка подумал и говорит :

— Что значит десять октябрей? Лучше: «Да здравствует десять лет Октября!»

 Ладно. Согласен. А «ура» надо?

— Не обязательно. Это и так ясно. Только в конце нужно восклицательный знак побольше.

— Может, три? — спрашиваю Юрку. — Я в кино видел: один матрос «ура» кричал, а в надписи три восклицательных знака было.

— Можно и три, чтобы погромче, —   соглашается Юрка. — А десять римское, как на вокзале.

До вечера мы вырезали буквы. Отец пришёл с завода, пообедал, поспал, — мы всё трудимся. Давно стемнело — мы только лозунг по кумачу разложили. Вдруг приходит моя мама :

 — Вы что это, до ночи думаете возиться? Иди-ка, Юра, домой. Тебя, поди, уже мать разыскивает.

 Этого ещё только не хватало! Вот так всегда. Бросай, значит, всё — и домой. Юрка насупился, молчит. Ждёт, что я скажу. Я в атаку:

        — Мама! Завтра демонстрация. Куда мы без флага?!

   Но пойди поговори с моей мамой. Она своё :

—  Да ведь уже скоро девять. Спать не ляжешь, я и тебя ни на какую демонстрацию не пущу.

Что ты будешь делать? Хоть плачь. Но мама посмотрела на нас и говорит :

 — Ладно, оставьте так. Я вам сама буквы пришью.

Юрка поднялся с колен, смотрит на меня, — дескать, можно ли твоей матери такое ответственное дело доверить? Мигаю, хочу сказать: «Не бойся— я глаз не сомкну». Но только за Юркой дверь закрылась, — мама ко мне:

— Иди-ка и ты спать.

Вот тебе и на! Как же я, думаю, её контролировать буду? Разве с ней поспоришь. Только себе хуже будет. «Ладно, — решил, —я пойду, только спать не буду, а за тобой следить стану». Пошёл в другую комнату, разделся и потушил свет. Полежу, полежу и встану посмотреть в щёлку. Она всё на кухне, а со знаменем ничего не делает.

 — Мама, что же ты? — кричу. — Ведь завтра Октябрьская революция!

    —  Спи, не серди меня. Я же тебе сказала.

Я замолчал, а