бомбардировщиков. Гоняться за нами и ломать строй им не было никакого смысла.

Ширяшкин скрылся за углом серого строения. Ушёл, как из жизни.

Санёк повернулся и остолбенел — перед его глазами простиралось огромное поле, сплошь усеянное обломками аэропланов. Из земли торчали самолётные хвосты, искорёженные фюзеляжи, крылья с ободранной обшивкой и просто обшивка, колёса и кабины без стёкол. Конца-края не было этому авиационному кладбищу. И на всех самолётах красные звёзды. Санёк искал хоть один с крестами и свастиками — и не находил. А потом увидел бомбардировщик, на котором летели, только изуродованный и с разбитым остеклением кабины. У него была обшивка того же цвета и красные звёзды, обведённые белым.

— Ты что? — спросила мама.

Санёк молча показал на самолёт.

— Да, как наш, — вздохнула она и отвернулась.

— Сюда привозят сбитые самолёты, — объяснил отец. — Потом переплавляют и делают новые.

— Привозят, отмывают от крови и переплавляют? — спросила мама и поглядела на отца так, будто он в чём-то виноват.

Отец промолчал.

— А где фашистские самолёты? — спросил Санёк.

— Они, понимаешь ли… как бы тебе объяснить? Есть другое кладбище — там они. Оно не меньше этого.

— Пойдём поглядим, — попросил Санёк. Ему во что бы то ни стало хотелось убедиться, что сбивают не только русских.

— Поглядим, сынок. Потом поглядим. Не сейчас. Всё равно победа будет за нами.

Это было самое тяжёлое время для нас. Фашистские бронированные дивизии двигались на Сталинград и Кавказ. До конца войны было очень далеко. И ещё многим молодым людям, русским и германским, суждено будет лечь в землю… Да будут прокляты все войны и те, кто их затевает!