пугающим и неистовым, что ему довелось слышать за всю свою жизнь. И именно этот отчаянный вопль десятков глоток, порвавший ночную тишину в клочья, и придал ему сил, когда Крес, взрывая сугробы коленями, с девушкой судорожно дышавшей ему в щеку, быстрее ветра пересек расстояние от избы до того места на реке, где бабы по утрам стирали белье.

Доски застонали под их весом, мост заходил из стороны в сторону, угрожая увлечь беглецов вниз, к тонкому льду, который сковывал речку. Крес покрыл всю его длину за пару прыжков. Оказавшись на противоположном берегу, он сломя голову полетел дальше, даже не оборачиваясь на злополучный Шкурный дом и на Вассу, который пыхтел за его спиной. А крик, душераздирающий и нечеловеческий, вместе с порывом ледяного ветра гнал их все дальше и дальше.

Уже под заснеженными еловыми шапками Крес остановился. Сердце отбивало неистовую дробь, рвалось из груди — как можно дальше от этого места. Крик затихал в вышине, и вскоре холодная ночь взяла свое, и вой ветра остался единственным, что ворочал кристально чистый воздух. Крес усадил Аду на поваленный ствол и примостился рядышком. Васса оперся руками о дерево и его вырвало.

Тут Крес почувствовал страшную разбитость во всем теле, когда обжигающий воздух драл пересохшее горло. Ему казалось, что каждая косточка сейчас вопиет о пощаде. Он уже привычным движением засунул руку под куртку и нащупал свои раны. К счастью, если эта гонка и повредила ему, то он подумает об этом потом.

Крес сидел, пытаясь справиться с озверевшим дыханием и смотрел в сторону Шкурного дома. Дым уже не поднимался к черным небесам. Занимался ветер, где-то дальше взвыли собаки. Огоньки пробивались сквозь окна в далекой деревне, которую Крес, похоже, видел в последний раз.

— Мама, — плакал Васса. — Мамочка… Надо вернуться, Крес. Надо за ней вернуться.

— Нет, не надо. Ты сам их слышал.

— По…й мне на то, что я слышал, ясно? Надо вернуться.

— Ничего кроме боли и крови ты там не найдешь, Васса…

— Ты обязан нам, — стонал Васса. — Мы приютили тебя, вылечили и дали еду и кров. Она помогала выходить твою Аду. И вот так ты платишь маме за доброту? Ты принес нам только смерть, боль и горе.

«Если завтра южанин не будет сидеть привязанный к дереву с моим камнем в зубах, то я сотру вашу деревню с лица земли».

Уже давно не завтра. Они уже не увидят, как Мерай будет исполнять свое суровое обещание. Крес будет уносить свою задницу все дальше, а рок’хи будут лить кровь и умирать, пока не испустят дух все до единого. Огоньки их теплых домов, пока еще живых, крыши, занесенные снегом, и весь вид этой деревни глядел на него с презрением, прожигал немым укором. Каждое дерево, каждая дверь, каждое окно и огонек в нем словно шептали слово, подхватываемое и разносимое ветром.

— Предатель… — вторил им Васса еле слышно.

Наконец, Шкурный дом тоже заговорил. Его голосом была одинокая фигурка, которая шла по следам, оставленным беглецами. Пересекла мостик, прошагала дальше, утопая в снежных завалах. Крес поднялся на дрожащих ногах и уставился на Лешего, который уже видел своих спутников, и не спеша направлялся прямо к ним. Крес сглотнул комок в горле, когда вновь смог заглянуть в эти широко раскрытые животные глаза, блестевшие в темноте, как два алмаза. И без того мокрую спину снова всколыхнули мурашки, когда он напоролся на этот взгляд.

Что было нужно этому существу от него на самом деле?

Но под сенями деревьев они встретили человека. Уставшего, стареющего человека с ресницами и бородой, покрытой инеем.

— Вещички и стегалку свою бросил, дурак, — заворчал он и пнул сумку с кнутом им под ноги. — Охх, Крысолов… Грабеж, убийство, скотоложство и воровство шавы. Напомни мне, зачем я вообще подрядился тебе помогать?

Продолжение следует…