проверки, то договоры...

  Да разве же думал Тимофей, что всё так обернётся? Вот и нет больше матушки рядом. А напоследок она ему шептала:

   - Сердце у меня за тебя болит. Как ты один-одинёшенек-то будешь? Жёнись, послушай свою матку старую, жёнись, как я помру.

  И даже присоветовала-присватала за месяц до своей смерти Верку, продавщицу из универмага. Была она вдовой, воспитывала сына. Тимофей любил детей, и вроде бы и нашёл общий язык с мальчишкой. А вот с его мамой как-то не получалось. И приходила Вера помогать с похоронами, и потом еще они виделись...Но что-то не то, что-то сопротивлялось в душе Тимофея, тормозил он их отношения. И все реже и реже они встречались. А к концу осени и вовсе перестали.

   Взгляд Тимофея затуманился. Он притормозил машину, съехав на обочину. Эх, матушка-матушка... Был он поздним единственным ребёнком в семье. Его отец погиб рано, на торфоразработках. Тимохе тогда всего десять было. Как он тогда плакал!.. Да разве ж такое забудешь! После смерти отца мать так и не вышла замуж, растила сына одна.

   И первое время после похорон матери Тимофей почти все время просиживал на кладбище, горевал страшно, не мог смириться, что матушки больше нет. Ещё ведь ей и семидесяти не было! Хорошо, что и друзья, и Вера, кстати, приходили, поддерживали, помогали. Теперь-то уже всё, принял утрату как есть. И ушёл в работу. А потому что одна работа у него пока и осталась.

   Тимофей очнулся от своих воспоминаний, посмотрел за окно автомобиля. Вечерело. Сумерки, как темная вата, густели за сугробами, в кронах деревьях, под лапами ёлок. А, так он до посадок доехал! Можно и тут ёлочку-то срубить. Тимофей вылез из машины, взял топорик и, широка шагая, направился к стройным рядам пушистых ёлочек. Да, смешно будет, если его наряд полиции в посёлке остановит... Лесничий с ёлкой, но без всяких документов на неё... Нынче строго с этим. Столько бумаг придумали, и выписать надо ёлку, и оплатить, и квитанцию принести...Ой, канитель! Тимоха поморщился и сделал несколько широких шагов в сторону посадок.

   "Ах, так, значит, выходит, тебе можно, другим - нельзя?" - забурлила возмущённая совесть. Ну, хорошо, в конце концов сам с собой бы договор и заключил. Пока совесть маялась, Тимофей уже подошёл к ёлкам. Да вот эту красавицу и возьму, подумал он, потрепав колючее деревце за верхушку. Уже было нагнулся, замахнулся топором, но... замер. А как они (и лесники, и он) тут сажали эти ёлочки!

   Тимофей выпрямился. Вот этими самыми руками сколько он деревьев посадил! Сколько труда на это затрачено было, э-эх! И почву подготовить, и за саженцами поухаживать, и рубки проводить... Тогда же всё сами делали, арендаторам лес ещё не сдавали.

   Тимофей вспомнил малёхонькие нежные саженцы ёлочек, размер в ладонь - чуть больше, их мягонькую хвою, трогательную беззащитность. Сажаешь их в землю, а они жмутся к твоей руке, точно только что вылупившиеся цыплятки под крыло квочки - словно защиты ищут...

   Да вот они сейчас, ёлочки, пушистые, пряменькие, стоят, тянутся к небу! Оперились, нахохлились - как птицы повзрослевшие. Ничего, ничего, растите ещё, набирайтесь сил...

   И тут в делянке сажали, и на другой стороне. Тимофей обернулся. И вёсны тогда стояли ах, какие! - чудные, яркие, лучистые. И отовсюду пробивалась зелень, на ветках берез и осин ярким зелеными бусинами дрожали первые листочки, из-под влажных кореньев - осторожно проглядывали светлые нежные травы и цветы - как малые птенчики из-под мамки. Все росло, распускалось, благоухало, звенело птичьими трелями... Ах ты, благодать! Помнится, вон там, на пригорке, между сосен, Тимофей насобирал ландышей для Маруси - огромную охапку!

   Он отвернулся от пригорка. Ладно, можно поехать чуть дальше, куда всех за ёлками отправляли. Рассудив так, Тимофей заторопился к машине. Уже порядком стемнело, только к западу на небе узкая бледная полоска еще продолжала слабо светиться, словно не сдаваясь тьме, словно не желая отпускать еще один прожитый Тимофеем день. "Ну и как можно от всего этого уехать?" - подумалось Тимохе. От своей земли, от знакомого леса, от хрустящего снега под ногами, от собственного крепкого дома... Ох, Маруся!.. Тимофей вздохнул. Рванула она в город по совету своих городских друзей, устроилась медсестрой на более высокую зарплату... Неужели же и не скучает?..

   Когда Тимофей доехал до пункта назначения, стало совсем темно. Он погасил автомобильные фары, взял с соседнего сиденья фонарик, топор и вышел из машины. Высокие деревья стояли темными недвижимыми фигурами, их силуэты еще смутно различались на сумрачном небе. Тимофей шагнул в глубокий снег, освещая себе путь фонариком. О, здесь Тимоха знал все наизусть и с закрытыми глазами, куда свернуть, что ожидать. Но днем, однако, бродить по лесу в разы приятнее. Ну вот, он и у ёлочек. Тимофей бросил фонарик на снег так, чтоб было видно деревце, и принялся за рубку. Раз-два... Ага, теперь и у него будет дома ёлка. Придёт к нему Маруся - посмотрит. Как всё у него хорошо и налажено, тепло и празднично. И будет потом губы свои кусать: от какого мужика ушла! А то, видите ли, завела там себе в городе какого-то ухажёра! Про это Тимофей от главной сплетницы посёлка услыхал. Вернее, подслушал её разговор с другой такой же сплетницей, только городской, но тоже бывшей селянкой. Чего только в магазинных очередях не услышишь! Э-эх, а вдруг это Маруся потому и идёт к нему в гости, чтоб со своим женихом познакомить? А, может, уже и замуж за него вышла?!

   Ёлочка наклонилась и, легко и воздушно - как балерина, опустилась на снег.

  И тут Тимофей застыл, не разгибаясь. Вот именно сейчас, прямо в эту минуту он понял, что находится в ёлках не один.

   Слабый, едва заметный, ветерок донёс лёгкий запах сигаретного дыма. Тимофей не курил; раньше в юности, как все баловался, а потом бросил.

   Запашок тянулся с северной стороны. Не притушенную сигарету кто-то бросил, догадался Тимофей. И не в снег она попала, а, наверно, лежит на сухой еловой ветке. Видать, человек услышал, как Тимофей тут с ёлочкой возился, и скорей сигарету выкинул.

   Тимоха погасил фонарь, раздвинул лапы ельника и вгляделся в лесную тьму. Непроглядь сплошная и тишина. Ни скрипа снежного, ни хруста веток... Затаился, что ли? А чего это он