- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (18) »
Евгений Кузьмин МЕЖДУ
Когда я был собакой…Ф. Сологуб
Повесть
1. ПРОЛОГ НЕ НА НЕБЕСАХ
Однажды обыденным вечером, после долгого утомительного дня, я силился читать маленькому сыну сказку братьев Гримм. Собственно, это можно считать передачей традиции, установлением эмоциональной связи. С детства люблю эти сказки, особенно всё страшное и ужасное в них. Наверное, такие сюжеты — лучшее, что дарит нам жизнь. О них чаще всего вспоминается, если удалось из них выбраться, — из кромешного ужаса к свету. Итак, я бубнил: — Вскоре она и родила мальчика, у которого во лбу красная звезда… Я подумал об истоках коммунистической идеологии в Германии, о Карле Марксе, но ничего не сказал об этом, лишь продолжил зачитывать: — Тогда обе её сестры, сговорившись между собою, решили бросить этого милого младенца в воду. И в то время, как они исполнили своё злое намерение, вдруг взлетела вверх птичка и запела:На смерть осуждённый,
Тонуть обречённый,
Младенец невинный,
Твой час не пришёл!
2. РОЖДЕНИЕ ЗОМБИ, ИЛИ FIRST NIGHT
На самом деле, если смотреть на вещи здраво, не замыленным догмами, стереотипами, штампами взглядом, без всяких идолов Фрэнсиса Бекона, конечно, по сути, я никакой не зомби. Мыслю вольно, независимо. И всё сам. Всегда сам. Это атипичная внутренняя свобода, иммунитет от любого зомбирования — прямой результат того, что, на самом деле, формально я зомби. И здесь ничего не поделаешь. Кем бы я себя не осознавал, как бы я ни поступал, ни думал — я зомби. Это паранормальный нормальный факт, сверхъестественная естественность, факт. Парадокс? Вовсе нет. Ни капельки. Логическая несостоятельность моих рассуждений, мнимая парадоксальность — лишь результат невозможности полностью рационализировать, формализовать язык. Но по порядку. В юности мне мнилось, что история даёт ключ к пониманию сути нашего мира, в котором человек — мерило всего. Ведь ничто не стабильно, всё меняется. И любую вещь можно ухватить, как нечто относительно целостное, постигнув динамику её изменений. Я был достаточно наивен, читая настоящих историков, полностью игнорируя предисловия в советских книгах. Возможно, когда-то давно я честно попробовал начать читать книгу сразу после фронтисписа, но не пошло… Следует оставить создание ложной памяти. Я фантазирую. Не помню, когда и почему я отказался от введений к текстам. Между тем, именно предисловия и содержали базовую информацию об официальной советской исторической науке. В книгах о Древнем Египте рассказывалось о Ленине, и в книгах о крестовых походах верховодил Ленин. Ильич был с нами, с ними и везде и всегда. Я не мог быть своим в среде советских идеологов. Совершенно. Времена, конечно, изменились. Но люди остались прежними. Впрочем, это даже не советское, а общечеловеческое. И учёные слишком часто ищут простые ответы в пустых словах. Переосмысление сути часто осознается как угроза существующему миропорядку, принимаемому за конечную истину. Кроме того, исторический диалог — это нарратив. Важно вписаться в него, а не понять «как было». Вспоминается Мигель Сервет, который в XVI веке очищал первоначальное христианство от позднейших наслоений… и на этом погорел. А я был упорен и записался на подготовительный курс. Один из важнейших предметов там — английский язык. Эту дисциплину часто, приблизительно раз в два года, ставили вступительным экзаменом. Учительница, впервые войдя к нам в класс, бодро продекламировала: «Так какую мы с вами будем читать книгу? Вы, конечно, любите детективы?». К сожалению, природа одарила меня зычным голосом и многочисленные «да» заглушило моё твёрдое «нет». Я вовсе не пытался никому ничего навязывать, даже старался высказать свою позицию предельно тихо. Но никто и не кричал. Моё тихое «нет» заглушило тихие «да». Кажется, не я один высказался против детективов. Но услышали меня отчётливее других. И ведь, в самом деле, что я должен был сказать? Солгать? Я и правда не зачитывался детективами. Где-то в глубине души я уповал на разбор текстов Э. По. Впрочем, возможно, учительница как раз планировала развитие событий, не предполагавшее выбора. Она быстро, твёрдо и решительно произнесла: «Ну что ж. Будем читать рассказы Голсуорси». К чему был её вопрос, если автор заранее известен… Возмущённый гул стал ей ответом. А я испытал горькое чувство вины. Но скоро я проникся чужой болью, осознав, что моя юдоль ещё не самая страшная. Никогда мне не забыть судьбы британских бедняков, вместе с которыми мы непереносимо страдали, разбирая остросоциальные в далёком прошлом тексты. Нет-нет, разумеется, Голсуорси бывает замечательным. Но нам предлагали очень уж занудные рассказы, словно отобранные специально в качестве мести за нелюбовь к детективам. Тематика сборника явно продиктована сутью идеологии недавних лет. Октябрьская революция часто оправдывалась несправедливостями эпох и государств, не имеющими к ней никакого отношения. После одного из уроков (кажется, то была философия) я двинулся в туалет по пустому пространству поздневечерних коридоров. Вдруг за спиной раздался гулкий звук торопливых шагов, но, не успев обернуться, я- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (18) »