- 1
- 2
Вадим Булаев Помулозил
Примерно 2003 г.Середина мая. Будний день. Вторая половина, около четырёх пополудни. Кабинет, заваленный бумагами стол, переполненная окурками пепельница и я, получивший с утра нагоняй за скопившиеся бумаги. Команда поступила предельно чёткая: «Пока не разгребешь — даже о сортире не мечтай!» Кроме меня — на этаже никого. Коллеги «на территории». Кто работает, кто пиво пьёт, в зависимости от срока службы и внутреннего убеждения. Вокруг — весенние мухи, налетевшие в открытое окно, в дверях — начальник. — Ага! — обличительно восклицает он, замерев на пороге. — Группа на выезде, значит, ты… Люди пришли, с заявлением. Напрямую. Примешь, опросишь… — веско акцентировал руководитель, делая страшную рожу. Продолжение фразы я понял без слов: «Посочувствуешь, наобещаешь, по возможности пошлёшь на хер, чтобы не портить статистику». А «напрямую» означает, что дотопали они в родные органы сами, не оставив официального следа в дежурной части и ни в каких регистрационных журналах не значатся. При грамотном подходе — их тут и не было. — Проходите, — по-хозяйски распорядился отец-командир, гостеприимно отходя в сторону и пропуская в мои апартаменты здоровенную… бабищу. Нет, я понимаю, что употребил некрасивое слово, но иначе эту особь в сарафане с подсолнухами, короткой причёской из химических кудряшек и бесноватым взглядом назвать нельзя. Что в длину, что в ширину — параметры одинаковые. Выдающаяся грудь не колышется — монументально торчит спереди, сильно смахивая на силовой бампер австралийского грузовика. Поставь на неё утюг — не упадёт. Будет стоять параллельно полу. За руку эта местечковая валькирия держала нечто сопливое, малолетнее, в неновом платьишке, прячущее лицо и шмыгающее носом. Шеф, между делом, испарился. — Здравствуйте. Что случилось, — корчу я участливую физиономию, заранее понимая большое человеческое горе. — Изнасилование!!! — прозвучало так, что люстра содрогнулась. — Кого? Да, не выдержал, уточнил. Эту особу отыметь — надо быть или махровым извращенцем с мускулатурой терминатора, или батальоном солдат. В остальных случаях, судя по комплекции, она сама кого хочешь раком поставит. — Её!!! Дочери!!! Сильная рука, более похожая на окорок, дёрнула сопливое нечто в мою сторону. Оказалось — девочка. Под стать тётке, только со знаком минус. Худая, вся какая-то неухоженная, с постоянно бегающими глазами и крайне дегенеративным выражением лица. Обычно, так выглядят дети матёрых алкашей из глухих деревень, когда им, бедолагам, и уйти некуда, и, кроме тычков с затрещинами, других учебников они в жизни не видели. Захотелось выматериться. Девчонке на вид лет десять, максимум одиннадцать. Внешне жертва имела относительно нормальный вид. Кровоподтёков нет, ссадины и царапины отсутствуют. Ну и как тут пошлёшь во славу статистики? Изнасилование малолетней — резонансное преступление и полный геморрой для правоохранителей. Не раскроешь — самому стыдно, раскроешь — тоже радости мало. Потом каждая проверяющая жаба в погонах станет при любом удобном случае напоминать, мол: «У вас тут детей насилуют все, кому не лень. По улицам вот прямо не пройти — об хуи маньяческие спотыкаешься. А вы сидите и сопли жуёте, бездельники»… — Рассказывайте, — попросил я, пододвигая чистый лист бумаги. — Её изнасиловали, — взвилась мамаша, словно не знала других слов. — Двое!!! — Где? Когда? — Ловите их скорее!!! — звучало уже на грани истерики. — Скорее!!! Ребёнок, явно привыкший к родительской экспрессии, равнодушно помалкивал и ковырял в носу. … Дальнейшие пять минут описывать нет смысла. На каждый вопрос по существу баба вопила карающими глаголами, периодически впадая в истерику и не произнеся ни одной внятной формулировки. Сплошной поток сознания, причём в его второй половине она слегка забылась о первопричинах и зачем-то приплела бывшего мужа со свекровью, которые, по её мнению, после развода остались должны много-много денег. Н-да… Всё понимаю, но бумаги заполнять нужно, причём в премерзких подробностях. Без заявления никто работать не станет. — Женщина! — вызверился я, наплевав на уголовно-процессуальный кодекс и свою врождённую интеллигентность. — Дайте мне разобраться, в чём дело! Надо с вашей дочерью поговорить, а то из-за ваших истерик я ничего не могу понять! Подождите в коридоре! Мне было прекрасно известно, что беседовать с детьми я могу или в присутствии родителей, или при педагоге-психологе, или, на крайний хрен, позвать кого-нибудь из службы по делам несовершеннолетних (по-простому — киндерполицаев). Но последних (знал точно), в здании нет, как и педагогов. Однако общую картину происшествия следовало составить, невзирая на процессуальные трудности. Оставлять мамашу в кабинете — не вариант. Ей явно нравится звук собственного голоса и новизна получаемых эмоций. Будет орать до упора. И я, в конце концов, не допрашивать собирался, а просто поговорить. Грех небольшой. Тётка икнула, но промолчала, признавая за мной власть, силу и право на ментовской беспредел. Сурово взглянув на дщерь, она тяжёлыми шагами вышла из кабинета, на удивление тихо закрыв за собой дверь. Признаю, такая покладистость поразила до глубины души. Я уже настроился на скандал… Мы остались с девочкой один на один. — Присаживайся, — я указал на стул, где только что шумела её маман. — Как тебя зовут? — Оля. — Хорошо, Оля. Ты можешь мне рассказать, что произошло? — Да. — Тебе сколько лет? Как себя чувствуешь? — Тринадцать. Нормально. А выглядит моложе. Односложные ответы бесили, но приходилось терпеть и изображать доброго дядю. Потому я, повертев в пальцах сигарету и не осмелившись закурить в её присутствии, продолжил. — С чего всё началось? — Мы в школу не пошли, — отвечала девочка неохотно, вжимая голову в плечи, будто ждала, что я начну её бить. — И? — Пошли к Серёже. — Это кто? — Мальчик. Познавательно, ёпта. Но я сдержался. — Сколько ему лет? — Двенадцать. — Он твой одноклассник? — Нет. В одну школу ходим. Уже легче. Установление Серёжи много времени не займёт. — И что вы у него делали? Помнишь адрес? — Да. Господи! Дай мне терпения… — А делали что? — Телевизор смотрели. — А потом? Он тебя заставлял? Запугивал? Избивал? Вместо ответа — отрицательное покачивание головой. — Тогда что? Не бойся, мамы тут нет, — использовал я один из своих немногочисленных козырей. Девочка с сомнением посмотрела на
- 1
- 2