Семен Бытовой НОЧЬЮ СКАЛЫ СВЕТЯТСЯ

...Поднявшись на палубу, я увидел во мраке осенней ночи сказочно синий свет. Присмотревшись, понял, что это светятся горы. Не меньше часа сопровождали они наш тихоходный, шлепающий плицами пароходик, и все это время на вершинах горели таинственные огоньки.

— Что, братец, за сиянье вдали? — спросил я вахтенного матроса.

— Это Цагаяны! — ответил он.

(Из записок путешественника.)

От автора

Впервые я приехал на Амур в мае 1933 года. Помню, из-за поздней весны река только начала вскрываться и по ночам далеко было слышно, как ломается лед. А в самом начале июня, почти следом за льдинами, мы уже плыли на сторожевом катере из Джалинды в порт Маго, проделав путь длиною около двух с половиной тысяч километров.

Я видел исток великой реки там, где она рождается в гулкой теснине от слияния Шилки и Аргуни, и самое устье ее — широченный, как море, лиман.

Вероятно, с той далекой юношеской поры в моем сердце не утихает любовь к этим берегам: то таким гористым, что из-за лесистых вершин не видно облаков, то слишком низменным, с долгими утренними марями на горизонте.

Недавно мне посчастливилось повторить путешествие. Пройдя весь путь по Амуру, я в устье пересел на рыбацкую шхуну и через пролив у мыса Погиби добрался до Сахалина. Если спросите, что ярче всего запечатлелось в памяти от этой довольно долгой поездки, я, не задумываясь, отвечу: «Белые Цагаянские скалы!»

Крутые, местами совершенно отвесные, высотою около ста метров, они стоят над Амуром гигантским полукольцом. Сложенные самой природой из желтовато-белого песчаника с широкими прослойками бурого каменного угля, днем они дымятся, а ночью светятся.

Говорят, что в старину, когда люди только увидали эти светящиеся скалы, они сложили о Цагаянах легенду. В этой легенде говорится, как русские землепроходцы, спускаясь на утлых кочах вниз по реке, во время бури зашли в одну из ее протоков. А когда хватились, — уже наступила ночь. Тогда казаки взобрались на скалистые сопки и мечами высекли искры из камня. С тех пор якобы и горят огоньки на вершинах, освещая по ночам амурские плесы...

Огромный, сказочно богатый край — наш Дальний Восток. Безбрежными кажутся его моря; многоводны его гремучие реки, величавы скалистые горы, все еще таинственны местами леса и исключительно плодородны долины.

Там, где еще недавно шумела тайга, выросли десятки новых населенных пунктов, зажглись огни электростанций. С живописными берегами Амура и Тихого океана связали свою судьбу сильные смелые люди — наследники наших героических предков, чьими именами названы многие города, морские бухты и заливы. В память о них, подобно вечному огню, светятся Цагаянские скалы.

Об этом наша книга...

Татиби

Быль

1

— Не думай, пожалуйста, что у тебя вся картина, — сказал мне Мунов. — Так, знаешь, не бывает, чтобы корреспондент из города приехал в наш колхоз и не зашел в гости к Олянову. Николай Иванович, я тебе скажу, старый друг удэге. Он тоже кое-чего рассказать тебе может. Помнишь или не помнишь, я тебе говорил про интересного тигра, по-нашему куты-мафа или амба? Так это у Олянова дело было. Пожалуйста, сходи к нему на стаканчик медовухи; его дом всегда открытый. — И, измерив меня взглядом, спросил: — На соболевке не худо было тебе?

Я начал рассказывать о соболевке, на которой провел около двух недель, но Мунов, по своей привычке, поспешно перебил:

— Ладно, не говори больше. Скоро наши удэге из тайги придут, лучше расскажут.

...Меня встретил среднего роста коренастый мужчина с открытым добродушным лицом и приветливым взглядом небольших карих глаз. В простом кургузом пиджаке и мятой узенькой кепке, сидевшей на самой макушке, Олянов скорее был похож на русского мастерового, нежели на отважного таежного следопыта, всю жизнь проведшего в дебрях Уссурийского края. Однако в доме все говорило о том, что здесь живет бывалый таежник. Весь угол около дверей завешан охотничьими ружьями, патронташами, набитыми патронами, клинками с костяными ручками. Вдоль стены на самодельных тумбах стоят чучела ширококрылого ястреба и черного лебедя, кстати, весьма редкого в этих местах. А над кроватью растянута чудесная, отливающая глянцем шкура рыси. Искусные руки охотника сумели придать звериной морде почти живой облик: яростно блестели красноватые глаза хищника, из полуоткрытой пасти торчали острые, слегка тронутые желтизной клыки, а над верхней вывороченной губой топорщились длинные седоватые усы.

— Давно убили красавицу?

— Прошлой осенью, — с улыбкой ответил Олянов. — Нелегко далась. Пришлось повозиться.

— Мне удэгейцы говорили, что рысь опаснее тигра; верно это?

— Правильно говорили. Уссурийский тигр на человека не нападает. А рысь, когда идешь по тайге, только и следит за каждым твоим шагом. Чуть зазеваешься, она и прыгнет с дерева тебе на плечи. Тут уж — кто кого, как говорится...

Жена Олянова, Анастасия Петровна, полная женщина с круглым, раскрасневшимся лицом, поставила на стол эмалированную миску с пельменями, две кружки чаги, по-местному шульты, которую заваривают вместо чая. Потом принесла глубокую тарелку с янтарным медом, заметив при этом, что «медок-то бархатный, самый пользительный», и пригласила завтракать.

— Кушайте, чем богаты, тем и рады!

Я пробовал отказаться, но хозяйка и слушать не хотела.

— Кушайте, я еще котлеток принесу. Мой-то третьего дня медвежонка из берлоги выкурил, так я котлеток настряпала.

После удэгейских пампушек и талы из сырой мороженой рыбы я с удовольствием отведал сибирских пельменей. На мой вопрос, давно ли он, Николай Иванович, в этих местах, Олянов сказал:

— Да чуть ли не с детских лет. В 1918 году юнцом ушел в партизаны и всю гражданскую войну с интервентами провоевал. А когда японцев и беляков разгромили, семья наша в Имане поселилась — глухое в то время таежное селеньице.

— Когда же на Бикин перебрались?

— В 1932 году. В то время я был единственным русским среди удэге. Вместе с ними соболевал, медведя обкладывал, стрелял белку, добывал корень женьшень, — словом, с тайгой сросся. А когда женился на Анастасии Петровне, выстроил себе хатку и в лесничество поступил.

Он налил в стаканы янтарную медовуху.

— Так что дружба с удэге у нас давняя. Отличный, скажу я вам, народец. Смелости им не занимать. Недаром их лесными людьми называют. В прежнее время, правда, жили они по своим обычаям и законам. Верили