головы, но вовремя одёрнул себя. Не будет он уподобляться твердолобой профессуре! Вот увидит своими глазами эти самые ментальные поля, тогда и будет решать, кто сошёл с ума, а кто нет.

— Так где, говоришь, вы живёте? — спросил он, меняя тему.

— В горах живём, — сообщили все три головы. — Хорошие горы, высокие, почти как наши. Тут они, неподалёку. Мы портал почуяли, прилетели посмотреть. Хочешь, айда с нами! Погостишь, расскажешь, что там у нас как, новостями поделишься.

— Ладно, — согласился К’Осщерш, забираясь по подставленному крылу на широкую чешуйчатую спину. Ухватился одной конечностью за костяной шип у основания шеи, другой осторожно — не сломать бы ненароком! — держа навигатор.

Г’Рынрчат взмыл в небо, поднимаясь все выше и выше, унося К’Осщерша к виднеющимся на горизонте горам. Неведомый пока ярко-зелёный мир, столь непохожий на родные каменистые равнины, плыл внизу среди пушистых белых облаков. Что ж… Г’Рынрчат прижился здесь, значит, сможет и он. А с аборигенами и их ментальными полями он как-нибудь разберётся! Если это они его таким придумали — им же хуже! Уж он найдёт способ поквитаться!

— Эй, гляди! — одна из голов Г’Рынрчата обернулась к нему. — Вон местные внизу, деревеньку как раз пролетаем. — Хочешь, пониже спущусь?

— Давай!

В ушах засвистел ветер, К’Осщерш ухватился крепче за костяной шип, свесился на сторону, чтобы лучше видеть и едва не зашипел от разочарования. Среди густо растущих из земли растений с зелёными верхушками виднелись крохотные примитивные сооружения. Над некоторыми вились дымки. «Черви что там, внутри огонь разводят?» — мимолетно удивился он и тут увидел одного из них, а потом второго, третьего… Черви высыпали из своих убогих укрытий, прикладывали верхние конечности к головам, смотрели вверх.

— Эй, черви! — заорал К’Осщерш. — Я К’Осщерш, слышите? Запомните моё имя! Вы пожалеете еще! Я вас всех…

Он сыпал угрозами, даже когда поселение червей осталось далеко позади, и всё никак не мог успокоиться. В его воображении рождались планы самой страшной мести, которую он обрушит на головы этих существ.

* * *

— Бабушка, кто это был? — звонко спросила маленькая девочка, дёргая за подол старуху, все ещё смотревшую вслед скрывшемуся за облаками трёхголовому чудищу. Соседи, убедившись, что напасть миновала, испуганно переговариваясь и оглядываясь то и дело, разошлись по своим домам, а бабушка всё стояла на улице, всё смотрела в небо. Три года назад налетел Горыныч на деревню, дома пожёг, скотину сожрал, погубил доченьку единственную, внученьку маленькую сироткой оставил. Так и мыкались они с ней с тех пор — одни-одинёшеньки на свете.

— Змей Горыныч, деточка, кто ж еще? — вздохнула, наконец, она, погладив внучку по льняным волосам. — Хорошо, что улетел, ирод проклятый, не тронул никого в этот раз.

Сделала вслед змею отвращающий беду знак, да не удержалась, погрозила кулаком ясному небу.

— А на нём кто летел? — не отставала девочка.

— Не разобрала я, внученька! — бабушка развела руками. — Стара стала, глаза почти не видят уже. Кощ какой-то. Слыхала, как голосил-то? Даже я, глухая, расслышала.

— Он злой? — не отставала девочка. — Злее Горыныча? Если злой, я вырасту и побежу обоих! Я сильная!

— Сильная, деточка, сильная! — согласилась бабушка. — А может, Кощ этот окаянный и не вернётся больше. Унесёт его Змей Горыныч в далёкие дали, да и бросит там оземь! Разобьются-разлетятся его косточки, растащат их звери дикие. И никто больше не услышит о нём.

Девочка хихикнула.

— Хорошо, если так, бабушка! Но если вернётся, я его в подземелье на цепь посажу. На много цепей! Не выберется! А Горынычу проклятому срублю мечом булатным все три головы!

— И в кого ты уродилась такая бесстрашная? — вздохнула бабушка, вновь с тревогой взглянув в небо. А ну как услышит невиданное чудище, ну как вернётся за неразумным дитём? Не проста ведь внученька, ох, непроста! Проезжал как-то по деревне добрый молодец — богатырь молодой, сынок князя пресветлого, увидал красну девицу в окошке, во двор свернул, испить водицы попросил перед дальней дорогой, перед битвой с окаянным Горынычем. Наутро уехал, обещал возвратиться, да видать, сложил буйну головушку…

— Вернётся, — уверено произнесла девочка. — Только не сейчас, а когда я вырасту.

— Типун тебе на язык, Марьюшка! Пойдём-ка лучше в дом, да и не болтай, а то накликаешь беду!

— Не беду, — уверенно произнесла Марьюшка, прежде чем войти в дом. — Победу.

И знала она, что так и будет, а откуда — было ей то неведомо.