— Потому что никакого другого озера между холмами в районе дислокации роты связи не существует.

Супрун придвинул карту.

— Продолжайте, — сказал он, внимательно разглядывая голубое пятнышко в северном участке леса.

— Отсюда я сделала вывод, что, лишившись в результате нашего наступления рокады, немцы либо были вынуждены разрешить своим частям передвигаться через лес, либо особая зона в лесу занимает лишь какой-то определенный и ограниченный его участок.

— Логично, — согласился Супрун. — А как вы сопоставите этот вывод с показаниями танкиста? Вы знакомы с ними?

— Знакома. Они не противоречат моему выводу, — с уверенностью ответила Мороз. — Он намеревался проехать на станцию южнее озера. И был предупрежден регулировщиком на развилке. Развилка вот она, в лесу. Значит, особая зона находится еще южнее развилки. Поэтому танкиста повернули левее, в объезд ее, на Глинково.

— А не выдумал он все это? — спросил Супрун.

— Не думаю…

— Почему?

— Если бы его пропустили через зону, зачем бы тогда ему было ехать через Глинково? И много дальше, и опасней. Ведь именно там он и напоролся на нашу засаду. А сдался он отнюдь не добровольно.

Супрун встал из-за стола и, стараясь никому не мешать, прошелся вдоль комнаты. Выводы его были обрывочны и не выстраивались на пути к решению. Но одно уже показалось ему целесообразным: надо точно установить границы особой зоны. Супрун подошел к Спирину.

— Попытайтесь, Виктор Михайлович, вместе с капитаном Мороз очертить особую зону в «Глухом», — сказал он. — Хотя бы примерно. Получим дополнительные данные, очертим точнее. Это очень важно. И непростительно, что мы не сделали этого до сих пор.

Перед рассветом Супрун отпустил подчиненных. Впрочем, разошлись они недалеко. Жил весь разведотдел тут же во флигеле. Койки офицеров стояли на чердаке, под лестницей, в бывшей кухне и светелке. В светелке располагалась капитан Мороз. Непременно по соседству с ней, в данном случае в коридоре, капитан Спирин. Виктор Михайлович питал к Надежде самые нежные чувства. Неоднократно просил у нее руки. Но Надежда Павловна и слышать ни о чем не хотела до окончания войны. О подлинных между ними отношениях не знал никто. Хотя вездесущий шофер Супруна сержант Гавриков божился, что дважды самолично видел, как капитан Мороз пришивала подворотничок к гимнастерке капитана Спирина.

Глава 2

Супруну казалось, что он даже не успел уснуть, когда неожиданно почувствовал чье-то легкое, но в то же время настойчивое прикосновение к своему плечу. Он тотчас же открыл глаза. Его будил дежурный по отделу старший лейтенант Сосновский. Было уже светло. На террасе, где он спал, тоненько позвякивали стекла и дрожал пол. Это он чувствовал даже лежа на койке.

— Что случилось? — спросил он.

— Донесение от майора Зорина, — доложил Сосновский.

— А что это значит?

— Танки, — объяснил Сосновский. — Свернули с дороги в лес и устраиваются на дневку.

— Так что же Зорин докладывает?

— Его разведчики только что вернулись из поиска. В районе Марино на их засаду наткнулась группа фельд-полиции: шесть человек на двух подводах. Четырех в схватке пришлось ликвидировать. Старшего группы — капитана и обер-лейтенанта — переводчицу захватили и привели в расположение полка. Майор спрашивает, что с ними делать. Направить к нам или прямо во фронт?

— Как что? — удивился Супрун. — Раз из-под Марино, пусть немедленно доставят сюда.

— Понял, — ответил Сосновский и быстро направился к телефону, у которого на связи, очевидно, был Зорин.

Пока Супрун одевался, брился и умывался, танки в лесу, надежно замаскировавшись от воздушного наблюдения, угомонились. В флигельке снова стало тихо. Супрун вышел во двор, нашел своего водителя Гаврикова, разбудил его и попросил сделать чаю покрепче. Гавриков, лихой малый, воевавший вместе с Супруном с первых дней воины, отлично знал привычку своего начальника: непременно натощак, до завтрака, выпивать стакан чаю. И нимало не удивился просьбе. Только спросил: — Пустого?

— Если б нашел кусок сахару, было бы еще лучше, — сказал Супрун.

— Всегда пожалуйста, — с готовностью пообещал Гавриков и побежал за водой.

Супрун пошел к себе. Он думал о пленных, захваченных разведчиками разведбата левофланговой дивизии. Пленных в последнее время брали много. Но с разного рода карателями, полицаями приходилось встречаться не так уж часто. Фельдполицаев взяли впервые. Допросить их было очень важно. Группа действовала в районе Гривен и бесспорно должна была знать о лесе «Глухом». Фельдполиция, или правильнее ГФП — тайная полевая полиция, была наиболее зловещей и чудовищной организацией гитлеровцев на временно оккупированных ими советских землях. Ее устав утвердил лично Гитлер. Она состояла из сотрудников гестапо, службы СД и самых махровых изменников советской Родины, способных чинить гнуснейшие, кровавые преступления. Основными задачами ГФП являлись борьба с партизанами, уничтожение всех, кто их поддерживал и оказывал какую-либо помощь, а также выявление и уничтожение коммунистов, комсомольцев, представителей органов Советской власти, стахановцев, орденоносцев, всех честных советских патриотов. Среди прочих задач ГФП были и такие, как вылавливание дезертиров вермахта, самовольщиков, слежка за тем, чтобы солдаты немецкой армии не вступали в контакты с жителями оккупированных областей, не проникались к ним сочувствием, не ослабляли для них строжайших ограничений оккупационного режима. Естественно, что в силу этих последних функций ГФП пользовалась особыми полномочиями и привилегиями среди немецких войск. Солдаты и офицеры вермахта побаивались всесильной гехайм фельд полицай и предпочитали быть от нее подальше. Исключение составляли войска СС, работавшие с ГФП в тесном контакте.

С представителями такой вот вражеской организации и предстояло вскоре встретиться Супруну.

На пороге разведотдела Супрун снова столкнулся с Сосновским.

— Я опять к вам, товарищ полковник, — доложил Сосновский. — Ерохин дал о себе знать.

— Жив? — вырвалось у Супруна.

— Так точно, товарищ полковник.

— Где же он?

— Прислал связного, младшего сержанта Парамонова. Парамонов вышел на участке полковника Максимова. Оттуда уже добрался до дома. А нам докладывает капитан Бубнов. Он на проводе.

— Давай! — Супрун взял лежавшую на столе дежурного трубку телефонного аппарата и назвал свой позывной — «Девятнадцатый» слушает.

Бубнов говорил сухо и кратко. Да и как он мог говорить открытым текстом иначе? Но все главное Супрун понял. Группа Ерохина пока еще