Риме, а с другой, — эта вера уже достигла районов на юго-восточном побережье Средиземного моря. И лишь усердно воссоединяя обрывочные крупицы информации, а также фрагменты надписей, мы узнаем о существовании в тот период отдельных религиозных объединений и тайных культов. Сведения же о том, что происходило в этих объединениях, гильдиях и братствах, в большей части нехристианских на тот момент, крайне скудны.

Это поле тяжело возделывать, но оно чрезвычайно интересно. Стоит отметить, что до сих пор на нем было проделано сравнительно мало работы и что в основном сделанное — недоступно читателю.

В библиографическом списке, прилагаемом к исследованию, перечислены книги и статьи, касающиеся данного вопроса и в определенной степени освещающие жизнь религиозных объединений греков и римлян. В контексте сказанного высвечивается еще одна проблема: трудов, посвященных данному предмету, немного, и из них мы мало что можем узнать из того, что не относится (или предположительно не относится) непосредственно к христианству. В то время как в данном случае мы жаждем получить информацию именно о состоянии нехристианского религиозного мира.

Если, к примеру, читатель обратится к трудам по общей истории, таким, как «История римлян времен Империи» Меривейла (Лондон, 1865), то в IV главе он сможет прочитать о состоянии религии вплоть до последних дней Нерона (но он поступит мудро, если не сделает серьезных выводов). Если же он обратится к труду Германа Шиллера «Geshichte der romischen Kaiserreichs unter der Regierung des Nero» (Берлин, 1872), то скорее всего усомнится в широко распространенном мнении относительно чудовищных преступлений, приписываемых Нерону. В то время как изначально он мог в них верить, прочитав статью Дж. Х. Льюиса «Был ли Нерон чудовищем?» («Cornhill Magazine», July, 1863). Далее из труда Шиллера, он может получить общее представление о религии и философии того периода, основываясь на описании главы 3 в книге IV, более достоверном, чем у Меривейла. И тем не менее все эти сведения можно будет назвать расплывчатыми и неудовлетворительными, малой долей сопричастными с личной жизнью философов и религиозных деятелей первого столетия.

Относительно современных исследователей истории церкви, занимающихся обозначенным вопросом, стоит отметить, что они всецело заняты изучением контактов Христианской церкви с Римской империей и выдают лишь случайную информацию того характера, что нас интересует. В этом плане примечательно исследование

Ц. Й. Нойманна «Der romische Staat und die allgemeine Kirche bis auf Diocletian» (Лейпциг, 1890). Интересны и некоторые предположения профессора У. Э. Рамсея в книге «Римская империя до 170 года н.э.». Последний поступает весьма необычно: он толкует римскую историю на основе текстов Нового Завета, достоверность многих дат которого так горячо оспаривается.

Вы скажете: но какое отношение все это имеет к Аполлонию Тианскому? Ответ прост: он осуществлял свою деятельность среди религиозных объединений, братств и гильдий, прямо или косвенно упоминаемых в перечисленных трудах. Знакомство с ними, с атмосферой их существования в какой-то степени поможет воссоздать картину той среды, в которой он пре вел большую часть своей жизни; а информация об их воззрениях и определенном статусе в обществе, вероятно, раскроет и некоторые из движущих философом побуждений.

Жизнь и деятельность Аполлония практически не исследованы, и тому есть объяснение. Одна из причин следующая: начиная с четвертого века, почти никто не относился к тианийцу доброжелательно, более того, многие объявляли философа шарлатаном и даже антихристом. Поэтому знакомство с религиозными объединениями, существовавшими в период жизни Аполлония, может пролить свет на ранний этап развития христианства не только в отношении общин, создаваемых Павлом, но и в отношении тех школ, которые впоследствии были осуждены как еретические.

В рамках сказанного остается поразительным тот факт, что и в этом направлении до сих пор не было проделано достаточной работы. Правда, в какой-то мере отсутствие подобной информации объясняется тем, что она недоступна. И все же нужно приложить еще большие усилия в изучении этого вопроса, а результаты исследований по отдельным направлениям в малоизученных областях истории необходимо воссоединить. Возможно, тогда читатель сможет получить некоторое достоверное представление о становлении христианства. И надеемся, он будет менее склонен к стереотипному осуждению всех неиудаистских и нехристианских течений в Римской империи первого столетия.

Хотя, в свою очередь, читатель может возразить: если сам Аполлоний большую часть своей жизни потратил на попытки реформировать религиозные и общественные институты Империи, то, должно быть, они того требовали? На это мы ответим так: несомненно, многое нужно было реформировать, ибо надобность в реформах определенных институтов общества существует во все времена. Но с нашей стороны было бы не только неблагородно, но и вредно судить собратьев тех дней, примеряя к ним идеальную мораль, и тем более противопоставляя им наши собственные предполагаемые добродетели и знания. По всей видимости, необходимость в реформах была, но ее проведение вряд ли может объясняться современными и беспристрастными обвинениями того общества в порочности. Напротив, если бы среди тех людей не было благодатной почвы, как могло бы тогда зародиться христианство?

Римская империя пребывала в зените своей мощи. А это означает, что в правящей касте было много превосходных администраторов и достойных людей, иначе такого политического совершенства никогда бы не удалось ни достичь, ни поддерживать. Более того, как и прежде, в древнем мире была гарантирована свобода вероисповедания. Дошедшие же до нас сведения о существовавших гонениях при правлении Нерона и Домициана скорее можно истолковать политическими, а не теологическими причинами. Будет более правильным оставить спорный вопрос о гонениях на христиан при Домициане и уточнить, что гонения Нерона были направлены на тех, кого власти считали еврейскими политическими революционерами. Да, известны факты, что при названных императорах философов бросали в заточение или изгоняли из Рима, но это происходило не из-за того, что последние были философами, а потому, что идеалом некоторых из них было восстановление республики. В этой связи их обвиняли не только в принадлежности к политической оппозиции, но и в активной заговорщической деятельности против императорского авторитета. Аполлоний же всегда был горячим приверженцем монархического правления. Стало быть, когда мы слышим о философах, изгнанных из Рима или брошенных в тюрьму, мы должны