Это давало нам неоценимое преимущество в предстоящем бою. Еще это означало, что нас сбросили на темную сторону планеты, затруднив возможность ориентироваться на местности.

Атмосферные потоки изрядно пошвыряли мой флайер при снижении, но это меня почти не беспокоило. И потоки, и давление, и погодные условия несомненно принимались в расчет сбросившими нас пилотами. В некотором роде пилоты — специалисты, подготовленные не хуже, чем Воины.

Легкое покалывание ступней на педалях дало мне знать, что мой флайер вошел в зону действия одного из источников энергии, заблаговременно сброшенных разведывательными кораблями. Тем не менее я продолжал падать. Теперь я мог уже различить отдельные детали простиравшегося подо мной ландшафта. Слева виднелась значительная водная поверхность, прямо подо мной — что-то вроде горного перевала, а справа насколько хватало зрения тянулись леса. Планета была явно почти не заселена. Неудивительно, что противник выбрал ее для колонизации. Неудивительно, что нам предстояло отбить ее у него.

Покалывание ног заметно усилилось, но я продолжал падать. Я даже позволил себе подумать о возможном отказе техники, но тут же отогнал эту мысль. Программа полета была настолько проста, что в ней просто не было места ошибке; к тому же я до сих пор не сделал еще ничего такого, что могло бы привести к неполадкам.

Словно в подтверждение моих выводов автопилот выбрал именно эту секунду, чтобы среагировать на надвигавшуюся землю. С легким хлопком развернулись перепончатые крылья из упругого металла, и флайер перешел в стремительный полет. Перегрузка вдавила меня в гель-кресло и на мгновение затуманила зрение.

Короткое нажатие обеими ногами на педали отключило автопилот и передало управление флайером мне. Несколько мгновений я позволял машине скользить вперед, потом точным нажатием педалей сбросил скорость. Управление флайером — исключительно сложный процесс, но мы натренированы до такой степени, что можем делать это почти автоматически, не думая. Флайеры для нас стали такими же послушными, как, скажем, собственные руки или ноги. Совершенная форма транспорта, только и всего. Голова должна быть занята только одним: операцией, противником.

Пока флайер шел не меняя курса, я изучал землю внизу, используя для этого как собственные чувствительные к теплу органы, так и акустические локаторы флайера. Последним я доверял в меньшей степени, но и они не помешают при управлении машиной. Иногда — особенно в ночное время — они могут предупредить о препятствиях по курсу раньше, чем собственные органы чувств.

Я несся над речной долиной, в восходящих потоках теплого воздуха. Прямо и правее по курсу начинался тот лесной массив, который я видел с высоты. Похоже, пилот правильно рассчитал точку сброса.

— Готовы, Рым.

Телепатированный голос Зыра прозвучал у меня в голове. Я не оглянулся. В этом не было нужды. Его сигнал передал мне все, что мне нужно было знать: отряд развернулся за моей спиной в боевой порядок, и им не терпится начать.

— Заводимся на счет «один», — телепатировал я. — Приготовились… Три… Два… Один!

Посылая последнюю команду, я с силой нажал на педали, и машина рванулась вперед с новой скоростью, когда включился двигатель. Не было ни рыка, ни даже нового шороха. Это одно из преимуществ нового привода. Искровые двигатели бесшумны — немаловажное дополнение к нашей тактике внезапности. Раса, которая их изобрела, ужасно гордится своими бесшумными заводами и лифтами. Как раса Воинов, мы нашли им и другое применение.

Наша эскадрилья неслась в темноте, заходя на первую атаку новой войны.

ГЛАВА — 2 —

В темноте смутно виднелись другие эскадрильи, идущие параллельными курсами. Где-то далеко за нами шли еще четыре волны атакующих. Сто эскадрилий, шестьсот флайеров — и все против неприятеля, превосходившего нас численностью в тысячи раз. Впрочем, исход битвы беспокоил нас очень мало. Флайеры давали нам преимущество в скорости и маневренности полета. Огневой мощи оружия с лихвой хватало для того, чтобы справиться с таким противником. Маневренность и огневая мощь решают исход боя вне зависимости от прочих факторов — история военного искусства неоднократно подтверждала это и продолжает подтверждать. И потом, мы все-таки цзыны. Куда там простому насекомому инстинкту против закаленного годами боевых тренировок цзына. Мы победим в этой войне. Мы победим, потому что мы должны победить.

Мы шли уже на бреющем над лесом, не выискивая пока себе цели. По сравнению с исполинскими деревьями наши флайеры казались просто карликами. Стволы имели в диаметре не меньше тридцати футов, и корни их терялись где-то далеко внизу, в темноте. Если десантный корабль сбросил нас точно в расчетное время, в расчетном месте, если все эскадрильи строго выдерживали заданные скорость и курс, атака должна была начаться во всех квадратах одновременно, равно как атаки других дивизий, принимавших участие в операции по всей планете. По замыслу, это должно воспрепятствовать противнику организовать сопротивление.

Бесшумно скользя над вершинами деревьев, я видел в кронах темные пятна гнезд. Напрягая зрение, я пытался получше разглядеть противника, но пока ничего не мог разобрать, если не считать неясных силуэтов. Враг спал, облепив гнезда бесформенными роями, не подозревая о том, что смерть уже бросила тень на их цитадель. Что ж, ничего удивительного. Миллионы лет они и их союзники безраздельно правили звездами. Мы, цзыны, прилагали огромные усилия к тому, чтобы скрыть свое присутствие до тех пор, пока не окрепли для открытого столкновения. Теперь мы готовы, и враг будет знать о нас — если кто-нибудь из них останется в живых, конечно.

И все же мне хотелось посмотреть на них поближе. Как-то трудно представить себе похожую на осу тварь с крыльями от двадцати до тридцати футов в размахе. Рисунки и трехмерные голограммы — это, конечно, неплохо, но увидеть собственными глазами — все равно лучше.

Хотя говоря честно, чувствовал я себя неуютно. Я предпочел бы встретиться с противником на твердой земле — или, еще лучше, на тех болотах, где мы привыкли жить и сражаться. Мне никогда не доводилось еще встречаться в воздушном бою с летающей расой. При всей нашей летной подготовке воздух — не наша родная стихия. Мне хотелось бы, чтобы исход битвы зависел не от нашей способности летать лучше, чем существа, летающие от рождения. Это тревожило меня. Нет, я не оспариваю логики приказа. Было бы сущим безумием завязать военные действия на земле при воздушном превосходстве противника. И все равно мне было не по себе.