========== Четвёртое июня ==========

Толчок. В падении быстро открываю дельтаплан. Мой голос срывается совсем у земли:

— Аоко!

Выстрел. Я забываю обо всём и приземляюсь, а потом наоборот взлетаю вверх ещё выше. Члены организации уже убежали к лестнице вниз, искать меня, а на крыше осталось бездыханное тело.

Аоко выглядела спящей, да только потихоньку бледнела. Её нежные ладони, за которые я хватался, были едва тёплыми, а потом…

Мне хотелось кричать, плакать навзрыд, умолять её ожить, но в тот миг я просто отрицал реальность. Я говорил так, будто она всё ещё жива, и я могу отнести её в больницу, там ей станет лучше, она снова откроет глаза, однако теперь, когда все, все сказали мне, что она мертва, я совсем перестал нормально думать.

А сон о том дне снится мне снова и снова изо дня в день, будто вечное напоминание об ошибке, которую я не смогу исправить.

Присев на кровати, я посмотрел на часы. Было уже десять часов, но я особо не следил за временем, если не спешил на ограбление. Школа сейчас казалась мелочью, тем более, что сегодня четвёртое число.

Аоко умерла четвёртого июня, потому «четвёрка» стала действительно проклятой для меня.

— Сегодня уже июль, но я думаю, нет числа лучше, чтобы навестить её, — я напомнил эту вчерашнюю идею себе вслух и спешно начал собираться.

Белое на её могилу я не надевал и никогда не надену, да и яркие цвета не опишут моих чувств. Чёрное и серое — вот всё, что нужно.

Достаточно иронично, ведь я никогда не верил в «чёрно–белый мир, потерявший все краски», но где я сейчас, если не там?

Почему никто не кричит моё имя из окна соседнего дома? Почему никто не ждёт меня с домашним обедом и не рассказывает о тортиках? Почему никто не провожает меня в школу и мило улыбается? Почему никто не терпит мои выходки и радостно наблюдает за моими фокусами? Аоко была такая одна, единственная во всём мире, непохожая на всех. «Как жить без неё?» — прошёл месяц, а я всё ещё не знаю ответа на этот вопрос.

Но я знаю, что никогда не забуду и не буду пытаться забыть, а сегодня я потрачу деньги на дорогу к кладбищу и букет, который возьму в ларьке неподалёку.

Его открыли в тот же день, когда она умерла, я проходил мимо после похорон. Аккуратный навес дугой, похожей на дольку цитруса, пластиковые двери, широкий подоконник, а в окошке сидит странного вида старик и иногда покуривает старинную, будто антикварную трубку.

Мужчины редко продают цветы, но чтобы старики…

— О, — когда он заметил меня, он выпустил ещё один клубок дыма. Почему–то дым из его трубки не был похож на табачный, пусть я и кашлял, — Я помню тебя.

— Но я ведь просто проходил мимо вашего магазина.

— Ох, парень, — «парень» был произнесён очень снисходительно, — У меня было много причин запомнить тебя.

— О чём вы?

— Ты в тот день был похож на громовую тучу, которая ходит по земле и пускает молнии, — улыбнулся он, — Ты хочешь купить букет цветов для чей–то могилы? Мать, отец, девушка?

Раздражение на секунду ударило мне в виски, но на лице старика не было насмешки. Он не задавал нетактичных вопросов, он будто вправду «просто спрашивал», как невинный ребёнок. Но не думаю, что продавцу есть дело до меня, наверняка одного из кучи клиентов, так что я сказал:

— Да, девушке. У вас есть синие розы?

Загадка, таинственность и неприступность — для меня в этом была вся Аоко. Она одна большая синяя загадка, к которой бывает так страшно подойти. А если она отвергнет, а если оттолкнёт — я совсем не такой смелый, как кажется. По крайней мере, я знаю, что трусость во мне есть и спрятана она так хорошо, что не достать.

— Вот, — старик протянул мне букет. Несколько ярких цветков огибала чёрная лента и такой же чёрный пакет–конус. Мне казалось, что сейчас мне станет плохо.

— Спасибо, — я принял букет, — Сколько с меня?

— Я скину пятьдесят процентов, — удивил старик, — И буду скидывать, пока ты перестанешь выглядеть как туча.

— Вы так разоритесь.

— Никогда. Верь не верь, — он снова вынул свою трубку, — Но от клиентов у меня отбоя нет.

У одного магазинчика в огромном, шумном Токио? Сомневаюсь.

***

— Аоко, — мой слабый голос еле слышно хрипит, будто в горле что–то застряло. Я не слышу сам себя и кажется, что меня перекричит даже шелест листьев, — Я к тебе… навестить.

Я смотрю на могильный камень, на который недавно скинулись её родители. Гладкий мраморный овал в европейском стиле, на котором выбиты даты и висит фотография, сделанная мной за день до гибели Аоко. Я смотрел на неё, пока инспектор обсуждал похороны с моей мамой, а потом дрожащими руками положил её на стол. Я помню свои слова.

— Сделайте копию. Оставьте эту мне.

Солнце ярко светило над её головой, пока Аоко позировала мне и ярко улыбалась. У неё было новое голубое платье, которым она очень хотела похвастаться. В нём её и похоронили, в самом новом, что было.

Где–то здесь под бугорком стоит чёрный гроб, а там она… давно не живая.

— Аоко, — иногда так бывает, что кажется, что ты вот–вот заплачешь, но глаза обсыхают. Я сжимаю букет и укладываю на землю перед камнем. Тёплый ветер пытается успокоить меня, но я остаюсь неподвижным, — Я принёс тебе цветы… Эй, Аоко.

Её могила, как и все другие, молчит.

— Слушай, если… если магия существует, ты можешь как–то ну… восстать из мёртвых? — я сам перестаю понимать, что несу, но не могу остановиться, — Ну знаешь, чёрная магия там или как… А может зомби вирус изобрести? Нет, Аоко просто подай знак… ты меня слышишь?

Листья деревьев шелестят от ветра, редкие птицы улетают подальше от могил, а я ничего не чувствую. Я уже не знаю, пытаюсь ли я так обмануть себя или успокоить, но я продолжаю нести какую–то чушь и совсем не стараюсь это запоминать.

Я не собираюсь бросать поиски Пандоры, какими бы рутинными они не стали. С того дня я приблизился к этому камню очень близко, но совсем не соглашался на такую цену за это.

Аоко не должна была умереть так рано, когда я ещё не исполнил столько собственных обещаний.

***

— Эй, давно его не видно было!

Я меняю позу. Прослушка работает, их хорошо слышно. Интересно, они обо мне?

— Да, но не бойся, он точно появиться мстить за ту