душ. Знаешь, такой как даче — бочка, солнце ее греет. Вентиль открыл — течет. А потом ведрами воду таскаешь…

А ночью пришла. Прижалась ко мне — горячая, как… Ну намного горячее человека. Дочку, говорит, хочу. В темноте ее глаз не видно, страх куда–то делся, как рукой сняло…

Утром просыпаюсь — ее рядом нет. Только одежда моя постиранная разложена на стуле, рюкзак, оружие — все тут. Я оделся, из спальни вышел. Тут и черноглазая моя подошла. И как в глаа ей посмотрел — опять меня затрясло, но уже не так сильно. А она мне и говорит — собачки, клянусь, прям так и сказала- собачки, тебя к стабу отвезут, поближе к людям. Еды мол, тебе собрала, в рюкзаке лежит.

Я смелости поднабрался, спрашиваю, а не боишься, что дочка обратится, если вдруг получилось?

Тут она и улыбнулась от души — зубки, скажу я вам… Получилось, говорит, не сомневайся. А ребенку ничего не грозит — я, мол, знаю, где найти Страшного и как его убить.

Я смотрю на нее и охереваю — это ж она явно про скреббера говорит.

В общем посадила она меня на одного из элитников, рюкзак в зубы и алга. Элитники меня к вечеру до речного стаба домчали, высадили, пока никто не видит и только я их и видел.

Добрел я до стаба. Там древняя крепость под нужды Стикса перестроенная. Пулеметы, минные поля, красота. Ну и ребятки в ней — кочевнички, мать ити. Я так понял, что это кусок Туркменистана. Почезло мне — большинство по русски шпарит похлеще москвичей. Удивились, конечно, но приняли хорошо, стаб не гнилой оказался. Ну, а поскольку расспрашивали меня с ментатом, пришлось им как на духу все и выложить. Я, честно говоря, думал ментата удар хватит. Но ничего, нормально прошло. Он о чем–то со старейшинами местными пошушукался, полагаю не стоит ли меня заземлить, вернулся и повел меня в чайхану. Там и рассказал, что девку эту в тех краях знают.

Говорит, что лет десять назад бегала в тех краях элита, из человека выросшая, при трех руберах–псинах. А потом пропала, только собачки носятся. А через месяцок глядь — на одной псине девка верхом катается. Людей без нужды не кошмарит, но те, кто на ее собачек хотели поохотиться — не вернулись. Видать схарчила элитница белку вместе с каким–то рейдером, хер пойми насколько удачливым, вроде и белку добыл, а элите попался. Ну и переродилась в человека, но не до конца. И вот самое поганое знаешь что?

— Ну давай, удиви меня еще больше. — Ирландец налил в оба стакана, не из бутылки, а из своей заветной фляги. Где он добывал виски, чтобы ее наполнять никто не знал, но все, кому довелось к ней приложиться, знали — вискарь хорош, такого даже у Арта в баре не найти.

— Тянет меня туда вернуться. Страх я свой не забыл, но как лебедкой тащит. Еще как подумаю, что дочка у меня там… Я ведь в том мире так детей от жены и не дождался, хотя пытались… А ты говоришь — квазотрах. Квазотрах — это так, баловство невинное.

— Ну да. — Ирландец пригубил виски — Ну так и шуруй. Как там в фильме было — у всех свои недостатки. А то что страшно — ну привыкнешь, в Улье ко всему привыкают.

— В принципе есть в этом что–то… Ну а если сожрет?

— Нас всех тут рано или поздно сожрут, дружище. Но ты смотри на это оптимистично — если тебя сожрет твоя черноглазая, то ты так или иначе принесешь пользу семье. А если не сожрет, то будешь жить долго и счастливо и бояться только жену. В такой ситуации у тебя будет только одно правило — не ходить налево. Не, Пенопласт, зря ты ноешь. Тебе, я б сказал, повезло. А вот квазотраха — жалко