Василий Александрович, плотнее кутаясь в бобровый воротник.
1880
IV
Успев «вырвать зло с корнем» из того ведомства, где служил «строптивый столоначальник», и отправить бедного провинциального Мазаниелло туда, где даже настоящий никогда не бывал, господин Красногор-Ряжский вошел в гостиную в самом отвратительном расположении духа. – Наболтались? – спросил он. – Неужели вы не можете говорить, не оскорбляя меня? Елена Николаевна делает мину Э 9 – глубоко оскорбленной невинности. Слезы нависают на ресницах. Грудь несколько подымается. Страдание напечатано на ее милом личике. Господин Красногор-Ряжский начинает советь. Елена Николаевна, несмотря на страдание, видит это и, усиливая Э 9, нечаянно обнажает локоть. Господин Красногор-Ряжский совеет еще более. – Лена… Леночка!.. – робко произносит его превосходительство. Ни звука в ответ. – Леночка!.. – совсем нежно начал господин Красногор-Ряжский и поперхнулся… – Леночка! Ведь я… вы там что хотите говорите, но мне не нравится секретарь. Елена Николаевна открывает глаза, и муж усматривает в них такое море изумления, что наконец изумляется сам. – Ты, Лена, что так смотришь? – Я?.. Картина меняется. Страдание исчезает. Елена Николаевна хохочет как ребенок, хохочет весело, мило, заразительно. Муж хлопает глазами. – Так ты, Никс, ревновать?.. Ха-ха-ха… Глупый мой! К секретарю?.. Ха-ха-ха!.. Хохот был так заразителен, что даже сам Никс не выдержал, захохотал, как дурак, и прижал супругу к своей высохшей груди. В тот же вечер «строптивый столоначальник» был возвращен к своему семейству. Он не был исключен из службы, как предлагал докладчик, а получил только выговор с замечанием, чтобы впредь, и так далее. – А я было думал, Леночка, ха-ха-ха!.. – весело говорил солидный Никс, ужиная вдвоем с Леночкой. – Я было думал… – А ты, Никс, не думай!.. И Елена Николаевна шаловливо зажала мужу рот своей ладонью и посмотрела на него тем чудным взглядом (Э 1), каким она смотрела на него только двадцатого числа или накануне какой-нибудь замышляемой женской шалости.1880
