Жариков Андрей Дмитриевич Полигон смерти

Ветеранам подразделений особого риска посвящается

Жанасемей

Внезапно, без предварительного разговора, меня вывели за штат в штабе Тыла Вооруженных Сил. Было это 16 мая 1954 года.

Едва сел за рабочий стол и разложил документы, как вызвал начальник штаба — белоголовый и тучный генерал-полковник:

— Писал рапорт о квартире?

Нетрудно было догадаться, что не ордер на жилье хочет вручить мне генерал: тон безрадостный, лицо хмурое.

— Так точно! Четыре человека в комнатушке… — начал было я, но генерал недослушал.

— Так вот, у меня появилась возможность частично удовлетворить твою просьбу. Ты в рапорте пишешь:

«Если нет возможности улучшить жилищные условия в Москве, то прошу откомандировать меня в войска». Вот и откомандировываю тебя… в отдел кадров. Остальное узнаешь потом.

Озадаченный таким поворотом, я даже не спросил, о чем «остальном» мне следовало узнать.

После окончания оперативно-штабного факультета Военной академии тыла и снабжения меня направили в Генеральный штаб. Там я занимался весьма секретными вопросами подготовки театров военных действий — составлял характеристики некоторых ТВД. Через два года при реорганизации наш отдел передали штабу Тыла Вооруженных Сил. А там каждый день — исполнение заурядных бумаг, порой, очевидно, никому не нужных, суетня.

И все же, почему именно меня вывели за штат? Недавно повысили в должности, не раз объявляли благодарности, да и жилье, хотя и скудное, дали одному из первых в отделе… И я направился к кадровикам — в шестой отдел к генерал-майору Владимиру Алексеевичу Чистякову.

К тому времени мы уже знали об испытаниях в СССР нескольких атомных и одной водородной бомб. Кое-что о поражающих свойствах этого мощного вида оружия и о средствах защиты от него было опубликовано в закрытых сборниках. Уже проводились штабные учения на темы действий войск и тыла в условиях применения атомных бомб, и нам, штабным офицерам, было кое-что известно о деятельности шестого отдела.

Не оставалось сомнений, что меня переводят именно туда, но зачем понадобилось делать это под предлогом вывода за штат? Почему мой генерал начал разговор с квартиры? Не могут же мне улучшить жилье лишь потому, что я теперь офицер засекреченного отдела? Значит, меня хотят куда-то послать.

Попасть к Чистякову было не просто. Сначала требовалось заказать пропуск, затем пройти часового и дежурного офицера, хотя отдел и без того размещался в охраняемом здании. Видимо, генерал уже посмотрел мое личное дело и получил устную характеристику от моего непосредственного руководства.

Когда я представился, Чистяков задал вопрос, который сразу же «разгласил» секретность его отдела.

— Я, — сказал генерал, — прочитал ваши статьи в закрытых сборниках по вопросам действий тыла войск в условиях применения атомного оружия. Но откуда вам известны данные о поражающих факторах этого оружия?

— Из секретных статей зарубежных и наших авторов, — ответил я. — А зная поражающие свойства

атомного оружия, можно предположить и особенности действий войск и тыловых учреждений в новой обстановке, да и предугадать средства защиты…

— Хорошо, — заключил начальник отдела, давая тем самым понять, что разговор на эту тему исчерпан. — Мы хотим поручить вам весьма ответственное задание, связанное с научными исследованиями в данной области. Я, к сожалению, ничего конкретного пока сказать не могу. Но служить придется далеко от Москвы. Оклад у вас значительно увеличится, штатная категория высокая, будет служебная машина. Если у вас есть в Москве жилье, то оно сохранится за вами, даже если на новом месте получите квартиру.

— Можно подумать и посоветоваться с женой? — спросил я робко и обнадежил генерала: — Если это нужно, то я не могу отказаться.

— Хорошо, — согласился Чистяков. — Но о нашем разговоре — никому…

Сослуживцы посчитали, что меня отправляют куда-то в войска. Я же ни с кем и словом не обмолвился, куда назначен, даже «отходную» не организовал, как было принято, если офицер уходил из отдела.

На следующий день, получив поддержку жены, я дал согласие Чистякову, заполнил обширную анкету и написал подробнейшую биографию.

Наступило томительное ожидание приказа о назначении. Каждый день я должен был звонить, докладывать о своем местонахождении. Про себя досадовал:

«Сколько можно проверять человека? Поступал в военное училище — проверяли, в академию — проверяли, почти четыре месяца длилась проверка, когда оформляли на службу в Генеральный штаб. И вот спустя три года вновь проверка. А вдруг отказ? Тогда я фактически окажусь под подозрением».

Все обошлось благополучно, и мне приказали явиться за документами.

— Всего два месяца, а иных держат и по четыре-пять, — радовался генерал Чистяков. — Формальная сторона пройдена. А теперь подписывайте документ о неразглашении.

Бегло пробежал глазами страничку: «За разглашение военной тайны вас будет судить военный трибунал». В предписании же было сказано, что я направляюсь в распоряжение командира такой-то войсковой части, а в железнодорожном билете, который мне вручил один из офицеров шестого отдела, была указана конечная железнодорожная станция — Жанасемей. Никогда не слышал такого названия.

Генерал сообщил мне, что я назначаюсь начальником научной группы с окладом чуть меньше, чем имел в Москве, но буду получать пятьдесят процентов надбавки. Должность моя полковничья. На полигоне буду единственным испытателем материальных средств и способов защиты от атомного оружия тыловых объектов, учреждений, частей тыла и всего, чем обеспечиваются войска: продовольствия, горючего, вещевого имущества, техники.

— Как же одному справиться со всем этим?

— Не волнуйтесь, — успокоил меня начальник отдела. — Вы будете действовать по нашей специальной программе. Все, что запланировано испытать, туда уже завезено, кое-что еще подбросим. Транспорт и солдат для работы вам дадут по потребности. А на время испытаний в ваше распоряжение прибудут из Москвы специалисты. Работа интересная, научная и очень нужная как для Вооруженных Сил, так и для всего народного хозяйства страны. Семью возьмете позже, когда получите там жилье и при условии, что жена пройдет соответствующую проверку.

Угнетала меня эта сверхсекретность. Всему миру известно, что в СССР испытываются атомные и водородные бомбы. Их устройство, начинка и поражающие свойства конечно же носят строго секретный характер, но каждый взрыв атомной бомбы молниеносно разносится далеко окрест, и