Аполлинарий жил во лжи да в ненависти в угрюмом, тоскливом мире. Проклинал и ненавидел все и вся. Такой путь избрал. Считал его правильным. Шел по нему уверенно, но с оглядкой…

Что-то тяготило, волновало его. Сомнения гложили, и сердце щемило неопределенностью. На душе было неспокойно. Страшась окружающего, суетливо озирался повсюду, презрительно вглядывался в ненавистное ему пространство. Искал что-нибудь любопытное да неординарное – этакое такое, которое никому не дано, а ему, величественному да богоизбранному – в самый раз. “Где-то скрыта тайна! Я ее найду и успокоюсь! И сойдет на меня благодать! Я постигну истину, которая принесет мне облечение!” – нервно шептал он, гуляя по геометрическим улицам футуристического города и заглядывая в грязные ушаты-корыта-подворотни.

Зловонные места Аполлинария манили. Он почему-то верил, что именно там что-то есть особенное и загадочное. Копаясь в бесконечных мусорках, искал неожиданное и потустороннее. Все дворники знали Аполлинария. Его маршруты по чудным помойкам и сточным канавам стали святыми. Отшельник-бродяга никогда не отклонялся от намоленных путей – боялся упустить важное. Знал, что где-то есть такое, от чего его промокшая от скверны душа развернется во всю ширь, возрадуется, а все окружающие вещи преобразятся, станут божественно красивы. “Где же это? Где оно?” – размышлял он, рыская жаждущими и слегка осоловелыми от нечистот глазами по философским трущобам и трясинам-оврагам. Но разыскиваемое не находилось. Было ли оно вообще? Конечно, да! Несомненно! Оно скрывалось. Оно выжидало удобный момент, когда, представ перед Аполлинарием, озадачит его своим неординарным существованием…или успокоит, решит проблему.

Будущему явлению предшествовали странные намеки на его приход. Выразилось это в том, что Аполлинарий с тревогой да с опаской стал смотреть на себя в зеркало. Нервничал. Испытывал неуют и дискомфорт. Как будто там был не он, а кто-то другой. Боялся себя. Но любопытство его не оставляло в покое. “Почему я страшусь себя? Я – это я! Это же я! Я! Какая причина меня заставляет бояться? Раньше такого я не ощущал!” – рассуждал он, с опаской выглядывая из угла комнаты и смотря в зеркало на себя любимого…Любимого ли?

Оно, искомое послало следующий намек. Это было желание Аполлинария найти на улице, среди людей своего двойника. Полностью похожего на себя субъекта. Дубликата. С этой целью он целыми днями блуждал в толпе людей и искал собственную копию. Заглядывал в лица – пытался выявить сходство с собой. Но результата не было, и он злился. “Где же я, где тот, который подобен мне? Я хочу с ним встретиться! И поговорить! И что-нибудь выяснить! А вдруг он мне поможет!” – кричал Аполлинарий. Прохожие от него шарахались, ведь он надоедливо подбегал к ним и заглядывал в самую глубь глаз в надежде распознать, лицезреть там свою сущность, свое я, своего двойника. Несмотря на неудачи, вера в существование клона была безупречно тверда и непоколебима.

Душа Аполлинария была разорвана на части. Он был растерзан противоречиями – с одной стороны страшился собственных изображений, а с другой – желал увидеть своего доппельгангера. Из-за постоянных тревог постарел – внутренние страдания дали о себе знать. Смотря в зеркало, стал заикаться и нести какую-то фантастическую ересь, шизофреническую чушь, метафизическую ахинею. Явно превратился в сумасшедшего космонавта, который бесконечно надевает и снимает скафандр в надежде найти нечто инопланетное. Со стороны представлял жуткое зрелище. Пациент всевозможных клиник. Одержимый своими фобиями и тайными желаниями, мучил свое зыбкое я, такое слабенькое, такое убогонькое, такое эфемерное и такое… любимое.

Аполлинарий погрузился в непознаваемое я. Сумрачное. Коварное. Затаившись, он вжался в угол комнаты и занял минимальный из минимальных объемов пространства. Все его пугало. Он хотел раствориться в тумане сознания и быть невидимым для всех. Никаких тайн, которые манили его ранее, никакого искомого умиротворения и ответов на вопросы уже не надо было. Он грезил о пустом, небытийном мире, где нет ничего – двойников, зеркал, пространства…и его самого вместе с любимой всеобъемлющей ненавистью. Стремился провалиться в бездну бездн, пропасть пропастей. В безмолвные катакомбы мироздания. Все воспоминания – хорошие, плохие, нейтральные – гнал от себя. Старался не двигаться – считал, что так быстрее к нему придет хоть какое-нибудь спокойствие. В подобном окаменевшем состоянии он находился столь долго, сколько ему было позволено или самим собой, или еще кем-то.

Очнувшись, Аполлинарий, измученный темными сторонами своего разума, выскочил на улицу и снова принялся искать своего двойника. Теперь его поиски приобрели настойчивый характер. Появилась какая-то мистическая система, сотворенная скорее всего не им, а данная свыше. Результат не замедлил себя ждать – на перекрестке улиц стоял двойник. Точная копия.

Не раздумывая, Аполлинарий подошел к доппельгангеру и посмотрел в пучину его глаз. Не побоялся. А чего бояться самого себя?

Их зрачки столкнулись и пришли во взаимодействие. Изучали друг друга. Тестировали. Сканировали. Аполлинарий не увидел ничего необыкновенного в двойнике – все, как всегда – знакомые черты лица, полная схожесть. Так и стояли они, как манекены, без эмоций. Завороженные встречей. Скованные ситуацией. Сведенные в союз.

Наконец, что-то произошло, и Аполлинарий уловил первую реакцию двойника – злорадство! А далее – хихикающую подленькую насмешку, пренебрежение, неприязнь…Жуткий страх охватил Аполлинария, и он панически бежал прочь – не ожидал такого приема от своей копии – надеялся, как минимум на приятное знакомство, а как максимум – на дружбу, ведь что же еще можно ожидать от собственного дубликата. Однако все ожидания рухнули в миг – доппельгангер оказался испепеляюще-злым существом, несмотря на потрясающее внешнее сходство с Аполлинарием. Такого ехидного запредельного злорадства Аполлинарий не ведал. Был сокрушен и сломлен. Немедленно убежал к себе в жилье. “Как же так такое возможно???” – негодовал он в бреду, свернувшись калачиком в небезызвестном углу. “Какой холод небытия от него идет! Еще хуже, чем от чужих людей! А насмешка? Он смеется надо мной! Он считает меня последней тварью! Как такое может быть – мы похожи, как две капли воды? Вместо родства и братства – отчуждение и зло, а вместо доброжелательности и уважения – мерзость и язвительный хохот. Мы должны быть равными, едиными, цельными, добрыми, семейными, родными, но мой дубликат –