История Европы. Том 4. Европа нового времени (XVII–XVIII века)

ВВЕДЕНИЕ

В четвертом томе речь пойдет о полутора столетиях европейской истории после Вестфальского мира (1648 г.), положившего конец длительному вооруженному противоборству блоков католических и протестантских держав. При размытости (и в определенном смысле условности) границ, разделяющих исторические эпохи, освещаемые в томе события и процессы образуют особый этап истории Европы, а вследствие того места, которое она занимала во взаимоотношениях континентов, — и во всемирном развитии.

В Европе в это время проходили разнонаправленные, но тесно связанные механизмом рынка процессы — развитие мануфактуры на Западе и закрепощение крестьянства на Востоке. В передовом регионе (Англия, Голландия) они сопровождались заметно ускоренным Английской революцией середины XVII в. и «Славной революцией» 1688 г. становлением раннебуржуазных государств, в которых господствующее положение наряду с дворянством принадлежало верхушечным слоям торговой и финансовой буржуазии. В Англии, при сохраняющемся полном исключении из политической жизни основной массы народа, утвердились некоторые институты парламентской демократии. В остальной части континента развитие шло в противоположном направлении — резкого укрепления позиций абсолютизма, которому удалось, опираясь на вновь созданные постоянные армии и строго централизованную бюрократию (содержащиеся в значительной мере за счет материальных ресурсов капиталистического уклада в экономике), ликвидировать сепаратизм феодальных магнатов, ограничить или даже свести на нет автономию провинциальных сословных учреждений, права религиозных меньшинств. Сдвиги в социальной психологии способствовали секуляризации жизни образованной части общества при сохранении традиционной роли церкви, изменению космологических воззрений, «научной революции», распространению Просвещения в качестве главной идеологии эпохи.

Итак, речь идет об одном из переломных периодов европейской истории, когда ее течение совершило крутой поворот от изживших себя феодальных порядков старого режима к новому общественному строю — капитализму. Новая эпоха, характеризовавшаяся особым развитием первой формы буржуазных производственных отношений («мануфактурного капитализма»), заявила о себе вначале только в передовых в общественно-экономическом отношении странах — Голландии и Англии. Вместе с тем более или менее ярко выраженные свидетельства ее приближения давали о себе знать и в хозяйственном укладе ряда других стран континента. Общие условия в каждой из стран в разной степени допускали или, напротив, исключали создание крупного мануфактурного производства, вызываемого к жизни состоянием внутреннего и внешнего рынков сбыта.

Мощным ускорением разложения традиционных и становления новых хозяйственных форм являлся сложившийся к тому времени в Европе капиталистический рынок, посредством которого разрушалась былая хозяйственная замкнутость отдельных стран и регионов. Складывавшаяся на этой основе новая общеевропейская экономическая система все более ориентировалась на возможности капиталистической мануфактуры, прежде всего в Англии и Голландии.

Однако капиталистическая мануфактура не имела количественного преобладания над преимущественно докапиталистическими формами общественного производства. Для понимания европейской истории XVII–XVIII столетий важно уяснить тот механизм сложного взаимодействия различных общественных укладов, который привел в конечном итоге к повсеместному утверждению капиталистических отношений. А этот механизм не исключал и такого на первый взгляд противоречащего ведущей тенденции эпохи явления, как утверждение к востоку от Эльбы крепостного права, приобретшего особо жестокие формы со второй половины XVII в. Он действовал и при обнаружившихся в Европе XVII в. признаках хозяйственного кризиса, сказавшегося прежде всего в свертывании внешнеторговой активности. Тема глубинной перестройки экономических и других общественных отношений является одной из важнейших тем данного тома.

Период, начавшийся в середине XVII в., был отмечен глубокими сдвигами не только в экономике, но и в политике. Собственно мануфактурной стадии капитализма в передовых странах Европы теперь соответствовали ранние формы буржуазного политического устройства. Вместе с тем изменения, происходившие в государственном строе большинства стран Европы, стали как бы прямым отрицанием принципов этой перспективной линии политического развития. Монархическая власть не только не была поставлена под вопрос, но, наоборот, тенденции к усилению абсолютистских режимов оставались преобладающими. Как же совместить историческую перспективу политической истории Европы с усилением абсолютистских режимов на большей части Европейского континента? В чем глубинная причина относительной устойчивости социально-политического строя большинства феодальных государств Европы в наступившее новое время? Такова вторая проблема, которую предстоит осветить в данном томе.

Наконец, глубокими и необратимыми в период мануфактурного капитализма были перемены в духовной жизни европейских народов. Наиболее крупным интеллектуальным сдвигом стала секуляризация взглядов европейцев как на природу, так и на общество: утверждение естественно-научной системы воззрений, базирующейся на успехах математики и механики. Суть этого эпохального переворота в общественном сознании европейских народов наиболее ярко проявилась на завершающем этапе «научной революции», отмеченной именами И. Ньютона и Дж. Локка. Огромная дистанция разделяет основы мировоззрения людей, живших в середине XVII в. и естественно-научные представления поколения, видевшего падение Бастилии. Столь же кардинальными были изменения в господствующих философских, экономических и социально-политических взглядах. Каким образом идеология Просвещения, зародившись в Англии, стране, уже пережившей буржуазный переворот, могла оказаться на континенте в своей основе идеологией, готовившей новую буржуазную революцию? Почему носители идеологии Просвещения могли полагаться на просвещенный абсолютизм как на реальную силу, призванную решать назревшие задачи общественного прогресса? В этих тесно взаимосвязанных вопросах заключена еще одна узловая проблема, стоявшая перед авторами настоящего тома.

Говоря о сравнительно быстрых и крутых изменениях в духовной жизни европейского общества рассматриваемого периода, необходимо четко уяснить, что они происходили в условиях в