Недвижны, немы были все мы,

Как камни горных стран,

Но сердце с силой било, словно

Безумец в барабан.

Оскар Уальд

«Баллада Рэдингской тюрьмы»

Корабль показался низко над горизонтом — сначала в виде точки. Телевизионные камеры тотчас же поймали его. Казалось, корабль не летит, а неподвижно висит в воздухе, лишь увеличиваясь в размерах. Но вот он пронесся мимо первой телевизионной станции, и его пронзительный рев слегка поколебал телекамеру.

Пролетев еще миль тридцать над пустыней Нью-Мексико, он приземлился, его фюзеляжные костыли взбороздили плотный песок. Из-под хвостовой части корабля взметнулся огромный столб пыли и стал медленно расстилаться по пустыне.

Как только корабль начал спускаться, вверх поднялись вертолеты, чтобы встретить его. Когда корабль коснулся земли, они находились еще на расстоянии десяти миль. Пыль осела. Корабль лежал неподвижно. В наступающих сумерках его четкие линии как бы расплывались, и он напоминал диковинного зверя, притаившегося в пустыне.

После того, как головной вертолет приблизился на расстояние мили, его телекамера сфокусировалась на корабле. Зрители смотрели на экраны, затаив дыхание. Они с восхищением разглядывали короткие стреловидные крылья и зияющее отверстие в хвостовой части корабля, из которого еще вырывалось пламя, как из самого ада. Но наибольшее любопытство вызывала средняя часть корабля, где находилась дверь.

Дверь распахнулась. В косых лучах закатного солнца показались две фигуры. Они остановились на пороге, глядя наружу неподвижным взором — казалось, бесконечно долго. Затем переглянулись и спрыгнули на землю.

До земли было всего лишь четыре фута, но обе упали на колени. Однако тут же вскочили, отряхнули пыль с одежды, и направились к месту, где их ожидали вертолеты. И люди по всей стране наблюдали уже знакомую лунную походку — раскачивание тела из стороны в сторону, чтобы оторвать от земли слишком тяжелые ноги; при опускании ног ступня будто шлепала о землю.

Камеры приблизились к ним, и на экранах стали видны лица двух мужчин, стоящих рядом. Даже с первого взгляда лица казались необычными. А когда оператор укрупнил план, стало ясно, что необычное заключалось в глазах: их выражение было спокойное, непреклонное, проницательное, испытующее, однако исполненное сочувствия. Взгляд словно исходил из глубины и был направлен на что-то такое, что находилось вне обычного поля зрения. Это был как бы отсутствующий взгляд, неотразимый, полный мощной силы, хотя и принадлежал просто человеку. И даже когда глаза закрывались, они казались необычными. Сеть мельчайших морщинок собиралась у их уголков. Из-за этих морщинок оба выглядели старше своих лет и какими-то странно высохшими.

Они шли к вертолетам неуклюжей походкой. Несмотря на то, что навстречу поспешили многие известные люди, камеры держали в кадре только лица вернувшихся из космоса, и все могли видеть этот странный взгляд.

В Мэконе, штат Джорджия, миссис Сайндермэн, смочив языком кончик пальца, приложила его к утюгу. Услышав шипение, взглянула на экран телевизора в тот момент, когда возникли лица прибывших.

— Чарли, Чарли! — позвала она. — Вот они!

В комнату вошел темноволосый приземистый человек и взглянул на экран.

— Да, — ворчливо заметил он. — Уж им-то досталось будь здоров. Обоим.

— Ну разве они не прелесть?! — воскликнула жена.

Муж метнул на нее мрачный взгляд.

— Нет! — ответил он и вышел.

В Стэмфорде, штат Коннектикут, Уолтер Дуайер отложил газету, которую читал, и стал всматриваться в лица на экране.

— Гляди-ка, душа моя, — сказал он, обращаясь к жене. Она молча кивнула. Усмехнувшись, добавил: — Еще двое, дорогая. Если так пойдет дальше, все мы сможем уйти на покой и предоставить им делать дела!

Она тоже коротко рассмеялась.

В Бойс, штат Айдахо, трактир «К пивной кружке» был скорее пуст, нежели полон. Телевизор, стоявший на конце стойки, работал. Когда появились изображения астронавтов, в салоне воцарилась тишина. Один из сидящих рядом с телевизором высоко поднял кружку с пивом в знак приветствия.

В длинном низком здании «Домов Нью-Мексико» худощавый молодой человек в сильных очках, сидя очень прямо на раскладном стуле, всматривался в лица двух человек на экране настенного телевизора.

— Доктор Скотт, — сказал он, — у них обоих тот самый взгляд.

Скотт кивнул, не открывая рта.

— Думаете, на этот раз вам удастся что-нибудь выяснить, доктор? — спросил молодой Уэбб.

У Скотта появилось сильное желание посоветовать юнцу замолчать. Но он подавил в себе эту мысль вместе с другим острым желанием высказать все этим желторотым оптимистам, которые хотят знать только то, чему их обучали в колледже, и ничего более.

— Не знаю, доктор Уэбб, — ответил он. — Мы обследовали шестнадцать таких парней, и нам пока ничего не удалось выяснить.

Прибывшие поднялись на вертолет. Экран погас под звуки военной музыки и затем снова ожил с изображением зубастого актера, восхваляющего достоинства нового шампуня. Уэбб щелкнул выключателем и обратился к Скотту:

— Вы, конечно, уточнили все факты, подтверждающие преимущества вашей системы отбора?

Скотт крепко сжал зубами уже потухшую трубку. Он помедлил, чиркнул спичкой, чтобы снова прикурить, и лишь после этого смог спокойно ответить.

— Уточнил. Первые десять человек были подобраны по той же системе, которой мы придерживаемся и сейчас. Двое из них погибли на Луне, но большинству из тех, кто вернулся, свойствен этот отрешенный взгляд. Изменение системы отбора, по-видимому, не поможет его уничтожить.

— Очевидно, это связано с тем, что им приходится там пережить. Не испытывают ли эти люди на Луне что-то общее?

— Эти люди испытывают очень много общего, — ответил Скотт. — Они в течение двух лет проходят усиленное обучение. Затем совершают полет в космос и высаживаются на Луне. Проводят двадцать восемь страшных дней, наблюдая за показаниями приборов, проводя изыскания и отбирая различные пробы. Они страдают от такого одиночества, какого еще не знал человек. Их жизнь находится в постоянной опасности. Каждая пара пережила за время своего пребывания на Луне по меньшей мере одну катастрофу. Потом прибывает смена, и они возвращаются на Землю. Да, это верно, у всех них есть что-то общее. Но некоторые все же возвращаются без этого отсутствующего взгляда. Те, кто был на Луне, душевно