людей, чьи кости там лежали. Вернее не самих людей, а то, какими они были при жизни, и как встретили смерть.

Вот Лидия Скворцова. Она училась в МГУ на историка, мечтала работать стюардессой, была влюблена в капитана милиции. Он был старше её на десять лет. Лидия умерла в возрасте двадцати семи лет от заражения крови, смерть увидела как серебристое облако, накрывшее одноместную больничную палату, куда её положили по знакомству. А вот Журавлев Василий Петрович. Он работал авиаконструктором, имел ордена Славы и Труда, дожил да семидесяти одного года, всю жизнь любил одну женщину, свою жену, работавшую акушером, воспитал трех дочерей. Журавлев был примерным семьянином, умер дома от кровоизлияния в мозг, смерть увидел как ослепительный луч, отделивший его голову от тела.

У склепа, обвитого высохшим плющом, Толя задержался. В сгущавшихся сумерках кладбище стало походить на черное колесо, которое наматывало мир, раскинувшийся за его пределами. Скорость была столь велика – до головокружения, что Толя поспешил отпереть знакомый замок и шагнул в темноту.

Он не сразу понял, что попал в комнату с балконом и цветником. Это был дом на Остоженке. Человек в сером плаще стоял у окна.

– Ну вот ты и дома, – сказал он, не оборачиваясь.

Толя решился подойти чуть ближе и замер за спиной человека, наблюдая вместе с ним, как на улице еле заметно, отблескивая в свете фонаря, кружили снежинки.

– Случайность это или нет, уже неважно, – заговорил человек в сером плаще, – но в своем сценарии «Царевна-лягушка» ты вручил верховной жабе её стрелу, когда-то недолго принадлежавшую шумерскому царю Таммузу. По преданию он украл стрелу у божества бездны и воды Энки, когда был приглашен на званый обед на небо. Позже он получил от Энки послание, что если удержит эту стрелу в себе и не умрёт, то исполнится любое его желание. Таммуз, испугавшись, решил избавиться от стрелы и запустил ее в болото. Стрелу в тростниках поймала жаба, служившая Энки. И тогда Энки превратил жабу в прекрасную женщину и отправил её во дворец к Таммузу. Царь влюбился в незнакомку. Но насладиться своим чувством ему не удалось, вместе со стрелой жаба прошла сквозь него. Таммуз умер, и Энки установил смерть неизбежным уделом для не знающего цену своим желаниям человека, а жаба стала символом всего недостижимого. Позже был еще китайский вождь Хоу. Он за благочестивую жизнь получил в дар от небесных покровителей эликсир бессмертия. Но его жена, тоже возжелав вечной жизни, украла эликсир, за что была превращена в жабу. Вот так. На самом же деле между человеком и бессмертием стоит знак равенства.

– Вы тоже посланник Энки? – вырвалось у Толи.

– Почему это? – удивился человек в сером плаще.

– Вы столько об этом знаете и так просто рассуждаете о бессмертии.

– Бессмертие естественно как воздух. Именно поэтому человек большую часть жизни твердо уверен, что никогда не умрёт. Человеку изначально дано познать вечную жизнь, но он своим отношением к ней сам выбрал смерть. Но вернемся к тому, что касается тебя. Ты удержал стрелу.

Человек в сером плаще замолчал. Толя подождал продолжения и спросил:

– Что же мне делать теперь?

– Ложись спать, утром с моря прилетит жена с ребенком.

– Чья жена?

– Твоя. Это же твой дом.

– Как это?

– Ты ведь хотел так жить? – человек кивнул на роскошное жилище.

– Да.

– Получай. Твое желание исполнилось.

– Это что другой мир?

– Тот же, это ты другой. Ты у самой границы везде и всегда.

– А если я хочу оставаться здесь и сейчас?

– Ты можешь оставаться, где захочешь. Земное бессмертие это и есть здесь и сейчас, а дальше везде и всегда.

– А что с Воронцовым? – вдруг вспомнил Толя.

– Он не смог удержать стрелу, как и Таммуз.

– А как это можно её удержать или не удержать? И причем здесь этот Воронцов?

– Открыв твой сценарий «Царевна-лягушка», он вызвал своими желаниями верховную жабу. А её стрела, это стрела чистоты и ожидания. Тот, кто в своих желаниях потерял чистоту и не умеет ждать, её не удержит. Хватит спрашивать. Все ответы на свои вопросы ты получишь в этом доме. Пойдем, проводишь меня до двери.

Толя спустился в холл следом за человеком в сером плаще, так и не разглядев его лица. Пока они спускались, Толя обратил внимание, что ремонт в доме уже закончен. В обжитых комнатах валялись кое-какие его вещи, на одной из стен в прихожей был прикреплен большой парусный корабль из сувенирного магазина на Чистых прудах, а на другой стене от пола до потолка была выложена мозаикой египетская богиня Хекет с головой лягушки. Она стояла на одном колене, подняв руку. В руке стрела. Её вид почему-то окончательно убедил Толю, что он может здесь поселиться.

Ничего больше не сказав, человек в сером плаще шагнул за дверь, миновал двор и исчез за углом дома.

Толя вышел за ним на Остоженку, но никого не увидел. Только показалось, что по освещенному фонарями пустому коридору улицы улепетывает его одиночество.

Он стоял и думал о том, что не понимает, сколько в нем осталось его самого. Он чувствовал, как покалывает в груди и будет покалывать впредь, напоминая, что свой земной костюм он будет донашивать вместе со своими желаниями. И от этого не было тесно или неуютно, также как не было особого комфорта или радости. Было ощущение божественного космоса внутри, в котором он все больше терялся, а точнее множился, как в зеркалах, заглядывая в новые свои отражения. Он стоял на Остоженке, он неподвижно висел вниз головой, он на свои нужды наматывал на себя вселенную, и он же распускался как веретено, отдаваясь жизни на бесконечные узоры.

Запрокинув голову, он ловил губами снежинки. Последняя страница осени перевернулась, и снег накидывал чистый лист.