Сергей Серп Дорога саранчи

Я никогда не гулял в Волгограде, и потому трёхчасовой крюк показался мне незначительным. Чего уж, где двадцать четыре часа за рулём, там и двадцать семь, зато: «Родина мать не забудет». Гнал я с Эльбруса через Пятигорск и Элисту. За неделю, проведённую вне столицы, привычка везде расплачиваться телефоном так и не пропала, наличных при мне не было, все лаве на карте.

Начало июля, степь. На небе, сами понимаете, ни облачка, только звезда по имени Солнце. На торпеде плавится айфон, термометр мечется: 44-45-44-45, но кондей молчит, кондей для слабаков. Мне хотелось хорошенько пропотеть, чтобы к вечеру остыть в прохладной волжской воде. До Элисты оставалось двести километров, когда в лобовое стекло пришёлся первый удар. Хрусть. По стеклу растеклась и тут же застыла зеленовато-желтая мякоть. Саранча. Хрусть-хрусть-хрусть. Снова и снова кузнечики-переростки бомбили меня, как фашисты Сталинградскую переправу (ага, я ещё не доехал, но псевдофлешбеки уже начались). Через пять километров омывайка закончилась, и дворники тупо размазывали саранчатину.

Впереди виднелась заправка, а возле – местный энтузиаст, торгующий из багажника стеклоомывателем. Налички у меня, естественно, не оказалось, тип же принимал только в черную, даже на перевод не согласился, молча покачав головой. Вот и пришлось мне брать ту же бодягу на заправке, в три раза дороже, зато с сертифицированной отдушкой бабл-гам. Вытерев остатки саранчи, приведя в порядок дворники, зарядив бачок автомобиля и разрядив свой, я вернулся на трассу. На жаре бабл-гам отдавал пережженым сахаром, как из автомата со сладкой ватой. Вспотевшие ладони липли к рулю, задница затекла, короче – все 33 удовольствия. От камеры до камеры я несся, как сумасшедший, пока в зеркале заднего вида не замерцали красно-синие огоньки. Убрав ногу с газа, я в очередной раз пожалел об отсутствии налички, но стражи порядка спешили не по мою душу, на горизонте взвивался столб чёрного дыма. Через минуту я увидел в кювете перевёрнутую машину, вокруг огни скорой и обогнавшей меня полиции.

Возле горящей машины лежал человек. Пока один из медиков пытался сбить пламя, его коллеги при поддержке полицейских вызволяли из огня оставшихся в салоне пассажиров. Едва я представил, что взамен пирсинга мою грудь украсит медаль «За героизм при пожаре», как стражи порядка двумя ёмкими фразами пояснили: рвануть может в любой момент, а еще один труп им грузить некуда. Сделав украдкой пару фотографий, я уехал, не предполагая, что это не последние тела, встретившиеся мне по дороге.

Красная машина, пустыня, панамка, безумный взгляд – страх и ненависть везде одинаковые, окажись хоть в Элисте, хоть в Лас-Вегасе. Хищные птицы кружили в жгучей вышине, динамики рвал «Lumen». Подпевая невпопад, я орал и умолял: «Не надо снов!», но никто, не слышал мои молитвы. Членистоногие камикадзе вернулись, а с ними и псевдофлешбеки Второй мировой: Пёрл-Харбор, горящий линкор Аризона. Хрусть-хрусть. За адмирала Ямамото! Хрусть-хрусть.

Из мёртвой зоны выскочил полоумный лихач на облепленном саранчой внедорожнике. Водитель был явно не в себе иначе, зачем раскачивать автомобиль, петляя между обочинами. Словно прочитав мои мысли, лихач выровнялся и помчался в закат по встречке, прямо на грузовик. Столкновения удалось избежать лишь чудом. Дальнобойщик в последний момент свернул, внедорожник же, метнувшись в противоположную сторону, наскочил на отбойник, подлетел и закружился в воздухе. Тройной тулуп и жесткое приземление. Подушки сработали безупречно, моторный отсек не разнёс салон, даже кузов, и тот смялся равномерно, предсказуемо. После такого кульбита у водителя немецкого авто оставались неплохие шансы. У пристегнутого водителя. Женщина же, сидевшая за рулём, а теперь прижатая к потолку спинкой кожаного кресла, пренебрегла ремнём безопасности. Когда я подоспел, она была ещё жива и что-то шептала, подрагивая немеющими губами. Слов, вязнущих в раздроблённой челюсти, было не разобрать, но куда точнее, красноречивее на помешательство указывал безумный немигающий взгляд.

Долгие поездки подобны погружению в транс. Время останавливается, размывая грань между реальностью и вымыслом. Дрожащая линия горизонта приоткрывает будущее, прошлое же захлебывается в песке и пыли, окурках и фантиках. На трёх тысячах оборотов движок гудит, словно якутский шаман, унося меня подальше от ужасных аварий. До просветления оставался шаг, да что там, полшага, когда мой дзен разрушил очередной полоумный водила.

А затем ещё один.

И ещё.

Это напоминало массовый психоз, гонку на выживание, Наскар или 24 часа Ле-Мана. Не проехав и ста километров, меня обогнали пять смертников, а сколько ещё было позади. Но от кого убегали эти люди? Внезапно меня посетила мысль: «Инсектофобия». У погибших мог быть иррациональный, неконтролируемый страх перед насекомыми, перед такой же обезумевшей саранчой, таранившей меня уже пятый час. Хрусть-хрусть. И только я подумал про насекомых, как датчик напомнил о подходящей к концу омывайке. Так и пришлось заезжать на заправку с полным баком, ведь куда дольше я стоял у обочины возле очередной раскуроченной машины или разговаривал с полицейскими, вопрошающими: «Что я тут делаю?».

– Дыню, – ткнув в канистру с оранжевой жидкостью, я расплатился и вышел.

Чтобы не создавать очередь, я немного отъехал и включил аварийку. Пока я возился под капотом, миксуя дыню с остатками бабл-гам, возле съезда с шоссе, появился уже знакомый коммерсант. Багажник открыт, красно-синяя бурда расставлена по крыше, как полицейская люстра. Странно, не помню, чтобы он обгонял меня на трассе, да и тачка его переживала не лучшие времена, чудом, если вообще заводилась. Внешне торговец ничем не выделялся, обычный сельский тип: широкополая шляпа, солнцезащитные очки на пол лица, разношенные ботинки, джинсы в заплатках, кожа желтая с пятнами, выгоревшая, дубленая, как у просоленного моряка или старой восковой куклы. Встретившись первый раз, я даже обрадовался отсутствию денег и поводу поскорее свалить, теперь же мне захотелось рассмотреть незнакомца повнимательней, а заодно спросить про машину.

Бардачок, подстаканники, перчаточный ящик, карманы на двери, щели под креслами и ковриками принесли восемьдесят рублей, еще двадцать – стащил с колонки, пока заправщик отвлёкся. Грешно, но адреналин – лучший наркотик.

– Сто, да? – раскрыв ладонь, я стал пересчитывать добычу, изредка поглядывая на торговца, жующего травинку.

Зеленый стебелек перекатывался между вытянутыми в нитку бескровными губами, постепенно исчезая во рту. Продавец не сплевывал его, а аккуратно втягивал в себя, методично