неизвестные ему.

– Ирина, – тихо прошептал Родос, прижимая кулак ко рту и бесшумно всхлипывая, выпуская слезы от вида бессильной жены в бело-кровавой сорочке от родов.

Родос пал, будто ноги превратились в глину.

Он не верил, не хотел верить. Он слышал дыхание, слышал зов жены. Её рука, спавшая с пастели, звала к себе. Он здесь, он рядом. Ирина!

Бледная, в горячем поту, имеющая силы лишь взглянуть на мужа, Ирина протянула руку к Родосу, что склонился ей на грудь, видя пройденные страдания и муки рожденного ребенка. Она положила руку на голову мужа, заснув вечным сном в объятиях вечной верности так любимого ей грека.