сначала остаток перрона, а затем и заснеженную Москву, приютившую, худо-бедно, миллионов пятнадцать озабоченных и суетливых человечков. Супруги безотрывно глядели в сильно испачканное окно, изредка переговаривались, на что-то показывая руками, восхищались или сравнивали картины столичной архитектуры с оставшимися далеко родными местами.

– Вот мы и приблизились чуток к Одессе! – бодро констатировал Вадим. – Сейчас полупроводник пожалует!

– Полупроводник? – переспросила Мария Петровна.

– Успокойся, Мария! Это товарищ шутит. Понимаешь, на вагон положено два проводника, а второго мы ещё не видели. Вот и получился полупроводник! Правильно, Вадим, я вас понял?

– Ну, да! – подтвердил Вадим. – Но очень она вежливая! Заметно, что старается! Так и чай скоро принесет!

– Ох, уж этот чай! Мы в зале ожидания купили стакан… Аж за двадцать рублей! Это что же такое? Чай в Москве по цене коньяка продают? – не выдержала Мария Петровна. – А когда старый мой, то бишь, Михаил Иванович, из туалета вокзального вернулся, то в первую очередь посыпал самыми последними словами. И там, оказывается, теперь всё за деньги! Двадцать пять рублей! И, говорит, только Героям России разрешается бесплатно!

– Это не совсем так, Михаил Иванович! Если бы вы показали свой железнодорожный билет, то вас бы тоже пропустили бесплатно, словно Героя России!

– Тьфу! – ругнулся ветеран. – Выходит, я и здесь не разобрался. Казалось, давно в туалет хожу, да не везде как надо! Кто же знал, что в Москве без орденов да железнодорожных билетов скоро помочиться нельзя будет! Ох, срамота московская, да и только!

В дверном проеме возникла проводница. Вежливо поздоровавшись, она без лишних слов принялась проверять билеты, отрывать от них какие-то талоны, рассовывать в папку с кармашками, потом с улыбкой подарила всем надежду на чай и кофе, через полчасика, и переместилась в следующее купе.

За окном скорого поезда, спешащего из Москвы, уже проносилась окраина, неприглядная даже под слоем свежего снега. Мария Петровна спрятала в сумочку документы, убедилась, что билеты на обратную дорогу не перепутались с остальными бумагами, попросила супруга вытащить клетчатую сумку с провизией, дорожной одеждой, обувью и, отложив всё в сторону, принялась накрывать на стол.

– Миша, мы с тобой в Москве весь режим поломали. Вот таблетки твои – проглоти пока. Запей отсюда… Туалет, конечно, закрыт… Протри руки этой салфеткой, съешь вот это…

– Не буду вам мешать! – поднялся Вадим. – Приятного аппетита! Удаляюсь к своей милой половинке и детворе, – и вышел из купе.

– Приятный молодой человек. А четвертого пассажира, может, и не подсадят. Неплохо бы самим ехать! – подвела итоги Мария Петровна.

– Сдается мне, будто наш приятный попутчик – обычный жулик!

– Миша! Тебе везде одни жулики мерещатся! Ну, сколько можно? Очень приличный мужчина, семейный, с двумя детьми, уважительный! Что тебе от него нужно?

– Знать бы мне, что ему нужно от нас!

– Да чего ты к нему прицепился?

– Так зачем честному человеку маскарад? В его же билете, который он проводнице отдал, другое имя записано. Черным по белому – Леонид Борисович. Только фамилию я не разглядел.

– Шутишь! Ты же слепой без очков!

– Так я готовился… Заранее и напялил! Думал, если проводнице что-нибудь понадобится. Ты уж сумку с документами засунь куда-нибудь! Поглубже! И не выходи из купе, не предупредив меня. Особенно, ночью! Из нас всегда кто-то при вещах должен оставаться.

– Ой, Миша, опять именно нам везет! И почему эти жулики вокруг нас так и вьются?

– Так ведь ты до сих пор цветешь и пахнешь! Вот они на нектар и слетаются!

– Да ну, тебя! Что делать-то будем? Может, милицию вызовем или проводнице сообщим?

– А если они заодно? Ты только не волнуйся раньше времени. Всё образуется! Не нервничай, говорю, – Михаил Иванович принялся более настойчиво успокаивать супругу, заметив, как она переменилась в лице. – Давай, пока его нет, переоденемся, а там поглядим! Да и отдохнем чуток, набегались по этим станциям да проспектам… А с ним мы по ходу справимся! Не первый раз!

*

Попутчик не возвращался долго. Он застал Михаила Ивановича за чтением толстой газеты, купленной на московском перроне, а Мария Петровна, отвернувшись к стене, тихо посапывала на удобном диване их вагона какой-то новой серии – «премиум». Вагон и впрямь оказался новеньким, чистеньким и аккуратным. Лежачие места – мягкие, с двойными матрасами, с подголовниками, несколькими индивидуальными плафонами для чтения. Правда, в туалете срабатывают столь мощные водяные насосы, что напоминают взрыв снаряда! Хоть совсем туда не ходи, всему вагону слышно.

– Как ваше семейство расположилось, Леонид? Как дети? – негромко спросил Михаил Иванович, заметив, что Вадим, безусловно, отреагировал на имя Леонид, но мгновенно с этим справился.

– Совсем неплохо: дети спят, жена ворчит. Всё, как обычно! Разве что, народу многовато, не как здесь. В общем, даже веселее… А вы, Михаил Иванович, случайно, не полковник милиции?

– С чего вы так решили?

– То, что полковник, вы сами сообщили, когда ругали ваше нынешнее, как сказали, благополучие. А про милицию я сам догадался. Вы же, мне показалось, по привычке криминал везде высматриваете, и выводы интересные делаете, не в мою пользу! К тому же, вижу, не опасаетесь вы меня нисколько, хотя и считаете не весть, кем. Такое поведение характерно для нашей родной милиции! Угадал?

– Ничуть! Во-первых, ничего недостойного о вас я пока не думал. Во-вторых, с милицией у меня общих дел нет! Я, знаете ли, танкистом служил. Восемь лет был командиром полка! А это в мирное время, как на пышущем вулкане просидеть вдвое дольше! А в военное – там вообще, день за три. И то, лишь до первого попадания! А после… Но это «после» бывает не у всех! Такая служба чему угодно научит. Потому расслабьтесь, Леонид! Арестовывать я вас не собираюсь. По крайней мере, пока! – вполне приветливо произнес Михаил Иванович, но в его словах сквозила тень угрозы.

– Ладно, уж! Вам я откроюсь! Имя своё я действительно сменил. Давно. Из-за ревности. Не удивляйтесь, жена моя в своё время… Ну, как вам объяснить? Имела конкретные намерения в отношении совсем другого Леонида, моего тезки. А когда в поединке самцов, простите за натурализм, я одержал почетный верх, то поставил