Дин Кунц Зимняя Луна. (Ад в наследство)

Часть первая Город умирающего дня

1

Смерть была за рулем изумрудно-зеленого «Лексуса». Машина заехала на станцию техобслуживания с улицы, миновала четыре заправочные колонки и остановилась на одной из двух дорожек с полным спектром услуг.

Джек Макгарвей, стоя у въезда на станцию, обратил внимание на машину — даже под опухшим синими тучами небом, которое спрятало солнце, «Лексус» блистал, как драгоценный камень, — блестящая шикарная машина. Окна были сильно затемнены, так что Макгарвей не смог бы разглядеть водителя, даже если бы и попытался.

Джек, полицейский тридцати двух лет, с женой, ребенком и большой ипотекой, никогда даже и не мечтал купить такой роскошный автомобиль, однако и зависти к владельцу «Лексуса» у него не возникло. Он часто вспоминал фразу отца о том, что зависть — это мысленная кража. Если ты жаждешь имущества другого человека, говорил отец, тогда ты должен быть готов взять на себя все его заботы, проблемы, все тревоги и душевные страдания вместе с богатством.

Он немного полюбовался автомобилем, восхищаясь им точно так же, как и бесценной картиной в Музее Гетти^[1] или первым изданием романа Джеймса М. Кэйна^[2], в старом потемневшем переплете, — без особого желания обладать, просто получая удовольствие от одного факта его существования.

В обществе, которое, как часто казалось ему, катилось в яму безвластия, где уродство и страх каждый день все шире пробивали себе дорогу, его душа радовалась любому подтверждению того, что руки людей еще способны производить прекрасные и качественные вещи, что еще не все плохо в этом мире. «Лексус», конечно, был импортным, спроектирован и собран на чужих берегах, но ведь весь род людской казался ему проклятым, а не одни соотечественники, и поэтому радовали признаки существования какой-то нормы и самоотверженного следования ей независимо от того, где они находились.

Из конторы поспешно вышел служащий в серой форме, приблизился к блестящему автомобилю, и Джек снова повернулся к Хассаму Аркадяну.

— Моя станция — остров чистоты в море грязи, око разума в буре безумия, — Аркадян говорил серьезно, совсем не подозревая о мелодраматическом звучании этого своего заявления.

Он был строен, лет сорока, с темными волосами и аккуратно подстриженными усами. Складки на его серых рабочих хлопчатобумажных брюках были острыми, как лезвие ножа, а рубашка и пиджак его рабочей формы — без единого пятнышка.

— Я обработал алюминиевую облицовку и кирпич новым напылителем, — сказал он, указывая на фасад станции автосервиса взмахом руки. — К нему ничто не пристает, даже краска. Обошлось недешево. Но теперь, когда эти малолетние гангстеры или тупоумные рекламщики приходят ночью и опрыскивают стены своими вздорными надписями, мы сметаем все это, сметаем прямо на следующее утро.

Тщательно причесанный и выбритый, энергичный с быстрыми тонкими руками, Аркадян казался хирургом, который начинает рабочий день в операционной. Но он был владельцем и управляющим станции автосервиса.

— Знаете ли вы, — спросил он печально, — что есть профессора, которые написали книги о ценности граффити?  Ценности граффити? Какая в них ценность?

— Они называют это уличным искусством, — сказал Лютер Брайсон, напарник Джека.

Аркадян глянул недоверчиво на черного верзилу-полицейского: 

— Вы думаете, то, чем занимаются эти подонки, — искусство?

— Э, нет, только не я, — сказал Лютер.

При росте метр девяносто сантиметров и  весе девяносто пять килограмм он был на восемь сантиметров выше Джека и на восемь килограмм тяжелее, а Аркадяна, может быть, превышал сантиметров на двадцать и килограмма на тридцать два. Хотя он был хорошим напарником и добрым парнем, его гранитная физиономия, казалось, совершенно не обладала подвижностью, необходимой для сотворения улыбки. Глубоко посаженные глаза смотрели строго вперед, и были непоколебимо откровенны. Взгляд «Малькольма Икса»^[3], — так называл он эту манеру. В форме или без нее, Лютер Брайсон мог смутить кого угодно, от папы римского до карманного воришки.

Сейчас он не использовал свой взгляд, не пытался сконфузить Аркадяна, а был с ним совершенно согласен.

— Я так не думаю, а просто говорю, что уличным искусством граффити называет орава зажравшихся умников.

Владелец станции торжественно произнес:

— Они профессора. Воспитанные люди. Доктора искусств и литературы. Их родители дали им образование, роскошь, которая была непозволительной для моих папы и мамы, но все они — тупицы. Другого слова не найти. Тупицы, тупицы, тупицы! — Его выразительное лицо выдавало разочарование и злость, которые Джек встречал все чаще в этом Городе Ангелов. — Каких дурней производят университеты в наши дни!

Аркадян изрядно потрудился, чтобы превратить свою станцию в нечто особенное. По периметру, за кирпичной низкой стеночкой,  росли королевские пальмы и азалии, гнущиеся под тяжестью красных, розовых, пурпурных бутонов. Не было ни грязи, ни мусора. Портик, прикрывающий бензоколонки, поддерживали кирпичные колонны, а в целом станция имела причудливый колониальный вид, и казалась неуместной в Лос-Анджелесе. Свежевыкрашенная, чистая, она выделялась на фоне запущенности, распространившейся по городу, как злокачественная опухоль в девяностых годах.

— Пойдемте, я вам что-то покажу, — Аркадян кивнул на южную сторону здания и направился туда.

— У бедняги, должно быть, сосуды в мозгу скоро лопнут от всего этого, — заметил Лютер.

— Кто-то должен убедить его, что нынче не модно тревожиться по такому поводу, — сказал Джек.

Низкий, угрожающий рокот грома прокатился по нависшему небу.

— А метеоролог предсказал, что сегодня дождя не будет. — Заявил удивленно Лютер, поглядев на темные тучи.

— Может быть, это был не гром. Может быть, кто-то наконец подорвал мэрию.

— Ты думаешь? Ну, если там было полно политиков, — сказал Лютер, — тогда мы отыщем хороший бар и кое-что отпразднуем, отдохнем до конца дня.

— Сюда, офицеры, поглядите на это. Я хочу, чтобы вы увидели мои туалетные комнаты. — позвал их Аркадян. Он стоял у южного угла здания, рядом с тем местом, где они припарковали свою патрульную машину.

— Смотреть его туалетные комнаты? — удивился Лютер.

Джек рассмеялся:

— Черт возьми, ты можешь предложить занятие получше?

— Что ж, пойдем глянем, по крайней мере это гораздо безопасней, чем охотиться за скверными парнями, — согласился Лютер и направился к Аркадяну.

Джек