Сэм П. Миллер ПЕРЕГОВОРЩИК

 Главы: Пролог+39 глав+Эпилог

Переводчик: Надежда Смирнова

Редактор: Екатерина К

  

Я любила его, потому что его грехи были порождены не врожденной малодуховностью, а жестами отчаявшейся и потерянной души.

Джебран Халиль Джебран 

Пролог

Шейн

Нью-Йорк, шестью месяцами ранее.

Сверху. Снизу. Снизу. Сверху. Сверху. Снизу.

Пачка Winston крутилась между пальцами, ударяясь о колено. При этом правой ногой твёрдо упирался в пол, а левая тряслась как одержимая. Я — словно клубок нервов, мне необходимо выйти, выкурить сигарету, но я не могу пошевелиться. Я застрял на этом стуле в ожидании.

Мимо меня проходили десятки коллег. Они опускали взгляд с выражением неловкости, которое я знал уже слишком хорошо. Меня избегали. Они не встречались со мной взглядом, опасаясь наткнуться на то, что не хотели видеть, но ошибались. Они сильно ошибались. В этих двух чёрных дырах они ничего бы не нашли, абсолютно ничего. Глаза были пусты, мертвы, как и я.

Как может измениться жизнь за один грёбаный момент?

Держу пари, вы никогда об этом не задумывались. Ну, знаете, что вам скажу? Если никогда не думали об этом, послушайте меня — и не делайте этого.

Я был счастливым человеком и всё держал под контролем. Мой, казалось бы, спокойный мир был организован, дни сменялись в безудержном ритме, почти музыкальном. Идеальный ритм в своём несовершенстве. Затем, однако, музыка внезапно прекратилась, и вокруг меня осталась только тишина.

Несмотря ни на что я продолжал дышать, но только потому, что не смог найти в себе смелости всадить пулю в лоб. Пару раз я близко к этому подошёл, приставил Глок к виску и положил палец на спусковой крючок. Хватило бы одного мгновения, одного выстрела, чтобы покончить с этим адом.

— Фостер…

Мне не нужно было поднимать взгляд, я бы узнал этот голос даже с завязанными глазами и в разгар перестрелки.

— Шторм, — ответил я, продолжая играть с пачкой сигарет.

— Ты здесь для встречи с капитаном Ченнингом?

— Похоже, что так, — фыркнул я, не отрывая взгляда от ритмично переворачивающейся надписи Winston. Её фигура на фоне света казалась тонкой тенью. Из-под синей униформы виднелись натренированные мускулистые ноги, а выставленная на обозрение кобура была прикреплена к поясу рядом со значком. Она сделала ещё один шаг, расположившись прямо передо мной.

— Шейн, я… рада тебя видеть.

— Ммм, представляю…

Я поднял взгляд, не адресуя ни к чему конкретно.

— Почему ты так себя ведёшь? Ты же знаешь, я всего лишь желаю тебе добра.

— Мне? — Издевался я над ней. — Значит, должен тебя поблагодарить? Дай мне понять, я должен быть доволен всем этим дерьмом только потому, что ты желаешь мне добра?

— Не будь придурком со мной, — прошептала она сквозь зубы, — я этого не заслужила, и ты знаешь! Тебе нужна помощь, даже если не хочешь в этом признаваться!

— А ты так и не поняла, когда кто-то хочет, чтобы его оставили в покое?!

Я опустил взгляд, снова уставившись в пол, а Кэй села рядом, положив руки на колени и склонив вперёд голову.

— Я не могла поступить иначе, понимаешь?

Я не двигался, опустив взгляд внимательно рассматривал стыки плитки.

— Конечно, у тебя не было другого выбора, — саркастически заметил я.

— Нет, у меня его не было, и ты должен понимать это лучше меня.

Она глубоко вдохнула и резко выдохнула. Жду несколько секунд, пока она сформирует мысленно то, что хочет высказать.

— Я беспокоюсь о тебе. Говорю серьёзно.

— Не стоит.

Обхватив пальцами мой подбородок, она заставляет меня повернуться.

— Сколько ты выпил прошлой ночью? И на этот раз я хочу правду!

— Это не твоя проблема.

— Твою мать, Шейн, ты должен взять себя в руки, прошло больше года с…

— Не говори. Не. Произноси. Это. Кэй!

— Как хочешь, но ты не можешь уничтожать себя таким образом. Хорошо известно, капитан Ченнинг с пониманием отнёсся к твоему делу, но если ты не прекратишь творить с собой фигню, то на этот раз будет не просто отпуск, тебя вышвырнут из отдела. Ты этого хочешь?

Закрыв глаза, я поморщился.

— Мне всё равно!

— Шейн…

— Лейтенант Фостер.

— Шейн, пожалуйста.

— Отныне для тебя я лейтенант Фостер, — прорычал я, сжимая в кулаке пачку Winston.

— Как долго ты будешь так себя вести? Мы были командой, мы двое, ты забыл?

Я не ответил.

Говорить было нечего.

То, кем были мы, тем, кем раньше был я, уже не существовало. Я умер.

Закончился. Сгорел.

— Хорошо, если ты этого хочешь, — сказала она, поднимаясь на ноги, — я ухожу, оставляю тебя в покое, но ты должен знать: я никогда не перестану беспокоиться о тебе.

Кэй пристально на меня взглянула. Чёрные, острые глаза беспокойно меня изучали, но она не получила ничего, никакого ответа, даже слабого движения руки.

— Входи, Фостер!

Громоподобный голос капитана Ченнинга оглушил, подобно взрывной волне, разрушая всё, что возникло между нами на этот момент. Я сунул сигареты в боковой карман брюк и поднялся, устремив взгляд на открытую дверь и пустоту, которая нарастала внутри меня…

Это никогда не пройдёт. Пропасть внутри не исчезнет никогда — в этом я был уверен, как и сама смерть.

— Располагайся.

Подошвы амфибий проскрипели по полу, когда я сделал несколько шагов вперёд. Комната казалась меньше, чем обычно, вызывала почти клаустрофобию. В этот офис я входил, по крайней мере, миллион раз, и с точностью помнил последовательность плиток из гипсокартона на потолке: лампа, две плитки, вентиляционное отверстие, и ещё две. Я всегда был парнем, внимательным к деталям и особенностям, даже самые незначительные или нежелательные оставляли место в моей памяти. Я подошёл к одному из двух стульев, оттащил по полу от стола, и сел. Мы находились друг напротив друга, сохраняя молчание, лишь две пары глаз изучали друг друга. В глазах капитана бурлили противоречивые чувства. За строгой неукоснительностью скрывалось сочувствие.

В моих… ничего.

Капитан Ченнинг сжал пальцы на чёрной кожаной обивке, откидываясь на спинку.

— Как дела, Фостер? — спросил он, переключая внимание на стеклянную дверь за моей спиной. Я обернулся, и десятки взглядов скрылись прочь, удивлённые. Кто-то начал возиться с телефоном, другие делали вид, что болтают между собой. Я вздохнул, наблюдая за тем маскарадным безразличием, которое больше не вызывало у меня даже злобы. Я был мужчиной, на которого смотрели с сочувствием, мусором во власти течения, кучей обломков. От старого меня остались только