Maria Belkina За сценой

Интерлюдия

Благодарности: Моим музам — Montpensier и Madame de Monsoreau.

В глубине души Макс ждал неприятностей и поэтому почти обрадовался, когда они действительно начались. И то, что они оказались такими обычными и предсказуемыми, тоже приносило своеобразное облегчение, так что на встревоженные расспросы он только отмахнулся: «Да ну, ерунда! Чего кипешитесь?»

Первая неприятность случилась, когда он выкатывал из фуры очередную тележку с фанерными щитами. Стоило на один короткий миг зазеваться — и тележка вдруг вырвалась из рук, словно живая, соскочила с трапа и завалилась на бок. Он неловко дернулся, зачем-то пытаясь ее удержать, — и в спине что-то больно хрустнуло. Вот же черт! Макс подождал, пока в глазах перестанет искрить, и осторожно выпрямился, утирая со лба холодный пот. Нет, вроде бы ничего страшного. Наклонился — и снова замер, скованный пронзительной болью.

На него обратили внимание, подбежали, стали расспрашивать. Вот блин, как глупо получилось. Том суетился больше всех, и при взгляде на его испуганное распаренное лицо Макс постарался принять бодрый вид. «Да не, ничего, говорю же — ерунда! Сейчас пройдет».

Его оставили в покое, и он некоторое время стоял не шевелясь, опасаясь возвращения боли. Но долго прохлаждаться нельзя. Если ты на площадке — работай. Если не работаешь — не путайся под ногами. Перекуриваешь — отойди в сторонку. Получил производственную травму — звони в больничку, страховка все покроет, у них с этим строго. Макс несмело пошевелился — да нет, вроде и впрямь ничего. Отпустило. Надо снова приниматься за дело, пока не настал самый адовый жаркий час. Начали-то они чуть не с рассветом, в погоне за призраком утренней прохлады, а теперь солнце уже припекает. И будет еще хуже. Все это понимают и стараются работать пошустрее, чтобы закончить пораньше. Том снял футболку и намотал ее на голову, а все одно — даже издалека видно, что раскаленный, как печка. Надо сказать, чтобы надел каску, а то влетит ему, если заметят. Да и обгорит в два счета, вон плечи уже пунцовые.

Он окликнул Тома и постучал по голове, намекая на каску. Намек был понят правильно. Осторожничает Том, соблюдает технику безопасности, не вступая в обычные пререкания. Тоже ждет неприятностей. И тоже надеется, что все обойдется пустяками. Ладно, пора за работу. Тележку уже подняли и укатили — каркас готов, пора собирать планшет сцены: ровненько укладывать панели, крепить их по углам, раз-два-три-четыре-следующий. Занятие не тяжелое, даже приятное, будто конструктор собираешь. Эту работу Макс любил. Надо поторопиться, пока ее не отдали кому-то другому. Он прихватил монтажный молоток, кофр с коннекторами — спина вроде в порядке — и двинулся к подиуму, который уже облепили, словно муравьи, другие рабочие.

Максу и раньше приходилось заниматься монтажом. Собственно говоря, это дело он знал лучше всего. Эх, а сколько концертов он посетил в юности совершенно бесплатно, подряжаясь собирать временную сцену и устанавливать технику для артистов! Вообще-то после окончания работ его должны были выпроваживать на улицу, пока не придет время начинать демонтаж, но бригадиры за этим не следили, а охранникам всегда можно было наврать, что ты тут по делу — присматриваешь за оборудованием или что-то такое, и потихоньку проскользнуть в фан-зону, ну или хотя бы посмотреть выступление из-за сцены, иногда — на расстоянии вытянутой руки от музыкантов. И хватало же сил на все — сначала вкалывать с утра под скрежет лебедок и энергичные окрики бригадира, потом отрываться на концерте, а потом до глубокой ночи разбирать модуль, возиться с проводами, таскать тяжеленные фермы, грузить по машинам бесконечные кофры, у которых именно в это время ни с того ни с сего ломаются и заклинивают колесики… Работа не сахар, конечно, чего там. Но вот не ушел бы он тогда, поссорившись с руководством, глядишь, был бы теперь инженером. Это как минимум. Или мастером по светотехнике, его уже и за пульт иногда пускали… Эх! Но все пошло как-то наперекосяк, а потом Том зазвал его в таксисты — на время, просто чтоб перебиться, пока нормальную работу подыщет. Ну и завязли они оба в этом такси на долгие годы, как это обычно бывает, когда говоришь себе: «Ну, это я только на время, надолго не задержусь!» Так-то жаловаться было не на что. Смену откатал — и отдыхай. Заработок — ну, такой, нормальный в общем-то. Но разве ж это работа? Ни уму, ни сердцу. Ну, положим, Тому она была вполне по душе — он любит поболтать да побалагурить, любого пассажира разговорит, хоть китайца, хоть кого. Даром что сам ни бельмеса ни на каком языке не понимает, а вот как-то с ними общается, и чаевые они ему потом оставляют не скупясь. Макс этого всего не умел никогда, но проработал все-таки долго, пока не случился год назад тот невыносимо душный летний вечер, когда возле оперного театра в его машину села после спектакля милая пожилая пара…

Если подумать, то ничего ведь страшного с ним не приключилось. Так, почудилось что-то по жаре, а потом прошло, и вроде бесследно. Но от одного воспоминания и сейчас мороз по коже, хотя на дворе опять жаркое лето. Совсем как тогда, год назад… да, вроде бы ровно год с того дня, когда он вдруг наяву провалился в безвыходный кошмарный сон. Это даже не страх, страх бодрит и волнует. Тоска? Тоже не то слово. Он силился тогда рассказать Тому, но не смог. Но Том, конечно, и так все понял. С ним ведь тоже что-то такое было, но он только посоветовал выбросить эту чушь из головы, а делиться подробностями не захотел, и Макс не стал настаивать. Тошно было про это говорить, сразу в голове и на душе снова становилось мутно и нехорошо. Они даже друг друга стали избегать, а потом Макс просто ушел со смены и больше на работу не вернулся.

С Томом они встретились только через полгода, под Рождество, у общих знакомых. Оба были навеселе и неожиданно для себя самих разговорились начистоту.

— Слабак я, — сетовал Макс. — Вот сам понимаю, что чепуха это, подумаешь. Но как только вспомню, как мы отъехали, а потом я их в зеркале увидел, и что потом было… На меня один раз накатило, чуть в фонарь не влетел, а у меня там сзади мамаша с ребенком. Ну его, думаю, к чертям, еще не хватало! И ушел.

— А чего пропал? Хоть бы позвонил, что ли.

— Не хотел вспоминать, — признался Макс. — Вообще… ничего не хотел. А ты-то сам как?

— Да я нормально. Отлично все! — встрепенулся Том. — Мелкая моя первое место заняла на танцевальном конкурсе, представляешь? Роза говорит, чтоб я тоже на танцы пошел. Я говорю: пойду, не вопрос, только похудеть надо, а то я же там ноги всем отдавлю! Ну, я-то пошутил, а она думала — я серьезно. На