в клетке насквозь промокшая мартышка, жмурясь от брызг, грызла прОклятую монету.
…Ямайка — это туристический рай. Ямайка — это кофе «Блю Маунтин» и майки с надписью «Jamaica no Problem», это серные ванны и крокодилий заповедник «Блэк Ривер» («Черная река»), это «экологический туризм» на реке Рио-Гранде, где жаждущие экзотики сплавляются на бамбуковых плотах — пять километров через поросшие джунглями горы, где по берегу ходят голубые цапли, мимо бамбуковых арок, мангровых зарослей и гигантских розовых мимоз. Ямайка — это пляжи, отели, виллы и девятьсот тысяч туристов каждый год, а в международном аэропорту Кингстона, одноэтажном и прямо-таки деревенском на вид, садятся «боинги» любого размера. Бо́льшая часть Порт-Ройала лежит на дне, на глубине около девяти метров, и правительство Ямайки всерьез подумывает расчистить занесенные илом руины и превратить это место в подводный археологический музей. Ныне Порт-Ройал (точнее, его уцелевшие на суше остатки) — небольшой рыбачий поселок, где, правда, сохранились часть крепости и несколько старинных улиц.
…Отставной адмирал Джеймс Норрингтон скончался в своей постели в почтенном возрасте семидесяти с лишним лет и был под грохот пушечного салюта похоронен на кладбище в Кингстоне. Адмирал умер холостяком, близких у него не было; впрочем, чета Тернеров назвала одного из трех сыновей, вероятно, в его честь. Единственным темным пятном во всей безупречной биографии Норрингтона стал без малого шестимесячный плен у пиратов Тортуги, ухитрившихся похитить будущего адмирала (носившего в то время звание командора) прямо из Порт-Ройала. История эта, судя по всему, носила некий привкус скандальности, ибо упомянута в английских источниках вскользь, но с многозначительными намеками; достоверно известно, впрочем, что за командора не был внесен выкуп — достойный флотоводец вернулся сам, объяснив, что ему удалось бежать. Кажется, по возвращении ему предъявлялись некие обвинения — но, судя по всему, Норрингтону удалось полностью оправдаться. Вскоре он получил адмиральский чин. Спустя примерно полтора года после этого случилось другое событие — хоть и не вошедшее, ввиду незначительности, в учебники истории, но тоже документально подтвержденное источниками. …Последний раз судно видели в Порт-дю-Муль, откуда, запасшись пресной водой и провиантом, оно вышло однажды октябрьским утром. Но осень в этих широтах — сезон штормов, а рифы Багамских островов и поныне пользуются дурной славой. Шторм грянул вечером того же дня и длился почти двое суток; ночью молнии озаряли края туч и пенные валы, перехлестывавшие через палубу, и в громе, должно быть, казалось — рушится небо. На корабле стоял грохот от сорвавшихся с привязи предметов — летело и каталось все, сорвавшее крепления, в том числе пушки и бочонки с водой. Выстрелами лопались снасти; треща и скрипя, раскачиваясь, корабль то проваливался между волнами, то возносился на гребне, и люди кричали от ужаса, — ибо один лишь Господь властен спасти того, чье судно нанесет ночью, в бурю, на рифы, — будь то даже не средневековый парусник, а самый что ни на есть современный теплоход. …Испанцы-первооткрыватели опрометчиво нарекли островок Исла-дель-Оро, Островом Золота, — хотя никакого золота ни тогда, ни впоследствии здесь не нашли. Зато рифы Исла-дель-Оро в Карибском море были знамениты. Темна и страшна, как смерть, бывала вода, и волны равнодушно швыряли обломки, за которые, срывая ногти, цеплялись утопающие; и не хватало воздуху, и не открыть было глаз, а волны то заливали с головой, то вновь выбрасывали на поверхность… и ломило все тело, и не оставалось сил, а волны рвали из немеющих рук просоленную деревяшку, последнюю надежду на спасение; кашель и судороги, а впереди ревел, кипел и грохотал на скалах прибой, — а прибои тут таковы, что и в спокойную погоду судну непросто приблизиться к берегу.
…На Исла-дель-Оро мелкий белый песок. Голубое небо бездонно. Американская экспедиция, искавшая, как водится, сокровища затонувших галеонов, обнаружила неподалеку от острова остатки сразу нескольких погибших в разное время судов — и в их числе английского трехмачтового фрегата, построенного, судя по анализу уцелевших кусков древесины, в восьмидесятых годах XVII века — по всей вероятности, пиратского судна (во всяком случае, найденные среди обломков предметы допускали такой вывод). В Карибском море с его теплой водой и буйной микрофлорой дерево разрушается быстро — месторасположение затонувших кораблей указывали лишь груды камней, некогда служивших балластом. Шныряли водолазы, собирая в сетки бесформенные коралловые комки — их предстояло вскрывать в лабораторных условиях, ибо в них могли таиться археологические находки. …Кричали чайки, и тени их метались по лаборатории. Ветер дул в распахнутые окна. На залитом солнцем белом столе лежало — рядом с расписными глиняными осколками, двумя фарфоровыми трубками, оловянным блюдом, погнутой серебряной ложкой, горсткой медных пуговиц и нательных крестиков, — серебряный перстень с черным камнем в обрамлении двух черепов и несколько разноцветных керамических бусин. Окончено в мае 2004 г.
Эпилог
Погас экран в кинотеатре — и загорелся свет. — Во замутили, ну… Во замутили! — возмущенно бормотал, пробираясь к выходу и спотыкаясь о пустые пивные бутылки, русский турист; следом спотыкалась его жена, заносчивого вида крашеная блондинка — впрочем, куда больше озабоченная сохранением равновесия на чудовищных «шпильках», чем мнением мужа о только что увиденном фильме и даже содержанием самого фильма. Галдящие зрители покидали зал. Хлопали сиденья кресел, хрустел под ногами просыпанный попкорн. Снаружи благоухала дивная тропическая ночь, и бабочки летели в кинозал — на свет.…Ямайка — это туристический рай. Ямайка — это кофе «Блю Маунтин» и майки с надписью «Jamaica no Problem», это серные ванны и крокодилий заповедник «Блэк Ривер» («Черная река»), это «экологический туризм» на реке Рио-Гранде, где жаждущие экзотики сплавляются на бамбуковых плотах — пять километров через поросшие джунглями горы, где по берегу ходят голубые цапли, мимо бамбуковых арок, мангровых зарослей и гигантских розовых мимоз. Ямайка — это пляжи, отели, виллы и девятьсот тысяч туристов каждый год, а в международном аэропорту Кингстона, одноэтажном и прямо-таки деревенском на вид, садятся «боинги» любого размера. Бо́льшая часть Порт-Ройала лежит на дне, на глубине около девяти метров, и правительство Ямайки всерьез подумывает расчистить занесенные илом руины и превратить это место в подводный археологический музей. Ныне Порт-Ройал (точнее, его уцелевшие на суше остатки) — небольшой рыбачий поселок, где, правда, сохранились часть крепости и несколько старинных улиц.
…Отставной адмирал Джеймс Норрингтон скончался в своей постели в почтенном возрасте семидесяти с лишним лет и был под грохот пушечного салюта похоронен на кладбище в Кингстоне. Адмирал умер холостяком, близких у него не было; впрочем, чета Тернеров назвала одного из трех сыновей, вероятно, в его честь. Единственным темным пятном во всей безупречной биографии Норрингтона стал без малого шестимесячный плен у пиратов Тортуги, ухитрившихся похитить будущего адмирала (носившего в то время звание командора) прямо из Порт-Ройала. История эта, судя по всему, носила некий привкус скандальности, ибо упомянута в английских источниках вскользь, но с многозначительными намеками; достоверно известно, впрочем, что за командора не был внесен выкуп — достойный флотоводец вернулся сам, объяснив, что ему удалось бежать. Кажется, по возвращении ему предъявлялись некие обвинения — но, судя по всему, Норрингтону удалось полностью оправдаться. Вскоре он получил адмиральский чин. Спустя примерно полтора года после этого случилось другое событие — хоть и не вошедшее, ввиду незначительности, в учебники истории, но тоже документально подтвержденное источниками. …Последний раз судно видели в Порт-дю-Муль, откуда, запасшись пресной водой и провиантом, оно вышло однажды октябрьским утром. Но осень в этих широтах — сезон штормов, а рифы Багамских островов и поныне пользуются дурной славой. Шторм грянул вечером того же дня и длился почти двое суток; ночью молнии озаряли края туч и пенные валы, перехлестывавшие через палубу, и в громе, должно быть, казалось — рушится небо. На корабле стоял грохот от сорвавшихся с привязи предметов — летело и каталось все, сорвавшее крепления, в том числе пушки и бочонки с водой. Выстрелами лопались снасти; треща и скрипя, раскачиваясь, корабль то проваливался между волнами, то возносился на гребне, и люди кричали от ужаса, — ибо один лишь Господь властен спасти того, чье судно нанесет ночью, в бурю, на рифы, — будь то даже не средневековый парусник, а самый что ни на есть современный теплоход. …Испанцы-первооткрыватели опрометчиво нарекли островок Исла-дель-Оро, Островом Золота, — хотя никакого золота ни тогда, ни впоследствии здесь не нашли. Зато рифы Исла-дель-Оро в Карибском море были знамениты. Темна и страшна, как смерть, бывала вода, и волны равнодушно швыряли обломки, за которые, срывая ногти, цеплялись утопающие; и не хватало воздуху, и не открыть было глаз, а волны то заливали с головой, то вновь выбрасывали на поверхность… и ломило все тело, и не оставалось сил, а волны рвали из немеющих рук просоленную деревяшку, последнюю надежду на спасение; кашель и судороги, а впереди ревел, кипел и грохотал на скалах прибой, — а прибои тут таковы, что и в спокойную погоду судну непросто приблизиться к берегу.
…На Исла-дель-Оро мелкий белый песок. Голубое небо бездонно. Американская экспедиция, искавшая, как водится, сокровища затонувших галеонов, обнаружила неподалеку от острова остатки сразу нескольких погибших в разное время судов — и в их числе английского трехмачтового фрегата, построенного, судя по анализу уцелевших кусков древесины, в восьмидесятых годах XVII века — по всей вероятности, пиратского судна (во всяком случае, найденные среди обломков предметы допускали такой вывод). В Карибском море с его теплой водой и буйной микрофлорой дерево разрушается быстро — месторасположение затонувших кораблей указывали лишь груды камней, некогда служивших балластом. Шныряли водолазы, собирая в сетки бесформенные коралловые комки — их предстояло вскрывать в лабораторных условиях, ибо в них могли таиться археологические находки. …Кричали чайки, и тени их метались по лаборатории. Ветер дул в распахнутые окна. На залитом солнцем белом столе лежало — рядом с расписными глиняными осколками, двумя фарфоровыми трубками, оловянным блюдом, погнутой серебряной ложкой, горсткой медных пуговиц и нательных крестиков, — серебряный перстень с черным камнем в обрамлении двух черепов и несколько разноцветных керамических бусин. Окончено в мае 2004 г.
Кошмары
Когда Анамария будет старой одноногой содержательницей борделя…© Сэйнт-Ольга