обстоятельств, мы решили пожертвовать этими днями и провести время вместе в следующие выходные. Я прилетел в Атланту, разобрался там со своими делами, затем взял напрокат машину для долгой поездки в Рэндалл.

Когда я приехал, уже почти стемнело. Солнце садилось над озером, оранжево поблескивая на жестяных крышах трейлеров. Я решил переночевать в гостинице. Моя встреча с Ярдом была назначена только на десять часов следующего утра. Дорога в Рэндалл спускалась с горного хребта в южной части города, постепенно выравниваясь у озера. Гостиница находилась прямо рядом с озером.

И прямо рядом с поворотом к дому миссис Кэффри.

Не задумываясь, я проехал мимо гостиницы и свернул на маленькую грунтовую дорогу, петлявшую между деревьями. Было удивительно, как много я помнил. Воспоминания разом нахлынули на меня. Я узнавал даже отдельные неровности на дороге, специфические приметы на определенных деревьях. Я не ходил по этой дороге с тех пор, как умерла мама, но я знал ее так же хорошо, как свою собственную спальню.

Трейлер миссис Кэффри выглядел точно так же: та же большая вмятина спереди, то же самодельное деревянное крыльцо с видом на озеро. Во всех окнах горел свет. Я остановился, выключил фары, немного посидел в темном безмолвии, пытаясь подготовиться, пытаясь точно решить, что я хотел сказать.

Внезапно сетчатая дверь трейлера распахнулась, и миссис Кэффри вышла наружу. Она посмотрела в темноту моей машины. Я точно знал, что она не могла меня видеть.

— Я ждала тебя, Джеймс Митчелл, — сказала она. — Я все думала, когда же ты вернешься.

Я открыл дверцу машины и вышел.

— Почему вы решили, что я вернусь?

— Ты винишь меня в смерти своей сестры.

Она сказала это просто, безразличным тоном.

Я уставился на нее: на обвисшие морщинистые складки щек, на сверхъяркий блеск слишком больших глаз, на знакомый грязный фартук, повязанный вокруг массивного живота.

— Вы правы, — сказал я. — Я действительно виню вас.

— Я сказала Марии, что только один из них выживет, — сказала миссис Кэффри. — Она меня поняла. Она хотела, чтобы это был ребенок.

Я остолбенел.

— Что это значит? — спросил я.

Даже для меня мой голос прозвучал жалко.

— Она спросила меня, что произойдет, и я поведала ей грядущее. Что ребенок умрет. Что он родится мертвым. Она спросила меня, могу ли я что-нибудь сделать, и я сказала ей, что ребенок может выжить, но тогда она умрет, — Миссис Кэффри шагнул ко мне, и я невольно попятился. — Она хотела, чтобы ее ребенок выжил. Она была готова пойти на это. И она знала, что нужно было делать.

Я подумал о Марии, стоящей на нашем крыльце, с чемоданами в руках, с текущими по лицу слезами с тушью. Она плакала не потому, что отец ребенка ушел. Она знала, что грядет. Она знала, что случится.

Мои кулаки сжались.

— И вы позволили ей это сделать?

Голос миссис Кэффри был таким же сильным, как и мой. Возможно, еще и сильнее.

— Да, — сказала она.

Я рассмеялся, коротко, резко; презрительно.

— И теперь они оба мертвы. Вы убили их обоих.

— Нет, — сказала она.

Она направилась ко мне, и на этот раз я не отступил. Миссис Кэффри схватила меня за руку и приблизила свое лицо к моему. Я почувствовал незнакомые запахи в ее дыхании.

— Отвези меня на кладбище, — сказала она. — Я тебе все покажу.

Будто снова став ребенком, я сел в машину и, повинуясь ей, открыл пассажирскую дверь, хотя и не хотел этого делать. Мы поехали на кладбище.

Она открыла дверь еще до того, как машина полностью остановилась, и к тому времени, когда я вышел, она уже стояла над могилой Марии. Я быстро побежал к ней. Луны не было. Единственный свет исходил от уличного фонаря почти в половине квартала отсюда. Она опустилась на колени возле земляной насыпи, жестом приглашая меня последовать ее примеру. Я упал на колени рядом с ней.

— Приложи ухо к земле, — сказала она.

Я прижался ухом к могиле.

— Слышишь что-нибудь?

Я не был уверен. Я слышал мое собственное прерывистое дыхание, стук моего сердца, кровь, пульсирующую в моих висках, я слышал странные внутренние звуки в теле ведьмы рядом со мной, но я не мог понять, слышу ли я…

Я услышал.

Мягкое царапанье из-под земли, тихий скребущий звук.

Я посмотрел на миссис Кэффри. Должно быть, шок отразился на моем лице.

— Ребенок, — сказала она.

Я встал.

— Кто..? — начал я, но мой мозг и рот, казалось, просто не могли сконнектиться дальше этого слова.

— Мария принимала лекарства, чтобы ребенок окреп, чтобы у него была сильная воля, чтобы он выжил.

Ведьма называла ребенка Марии «он», и я обратил внимание, что тоже использую по отношению к нему ее слово.

— Но как он мог выжить? — спросил я. — У Марии едва стал появляться живот, когда она умерла. И она уже как два месяца лежит похороненная под землей.

Миссис Кэффри встала, отряхивая землю с рук. В полумраке уличного фонаря ее лицо выглядело по-другому, какое-то более морщинистое, постаревшее.

— Он живет за счет тела своей матери.

— Но…

— Младенцы не получают кислород напрямую. Они берут его от своих матерей. И питательные вещества, — она улыбнулась. Это было жуткое зрелище. — На костях Марии достаточно мяса, чтобы маленький ребенок мог прожить год, — она снова опустилась на колени и приложила ухо к земле. — Слушай! — сказала она, и впервые ее голос был по-настоящему взволнован. — Подойди сюда!

Я приложил ухо к земле. Возможно, мне это померещилось, но такое чувство — могу поклясться, — я услышал сквозь потрескавшуюся, рыхлую землю плач младенца. Приглушенный, глубоко под землей, но отчетливый.

— Но ребенок не может нормально развиваться подобным образом, — сказал я, и в моем голосе явно промелькнул намек на панику.

— Нет, не может, — сказала миссис Кэффри. — Должны… произойти… некоторые изменения.

— Какого рода изменения?

— Это зависит от того, как долго длился период беременности, как долго жил ребенок, пока мать не умерла.

— Когда он должен родиться? — спросил я.

— Еще полтора месяца.

Мы оба встали.

— Не думаю, что хочу быть здесь, когда это произойдет, — сказал я.

— Да, — согласилась миссис Кэффри. — И я так не думаю.

Я отвез ее домой.

На следующий день я закончил все свои дела с Ярдом, вернулся в Атланту и улетел домой. Как и планировали, мы с Дениз провели вместе следующие выходные.

Я ей так ничего и не рассказал.

Но мысленно вел счет дням. Полтора месяца спустя — в день икс, — я собирался позвонить миссис Кэффри. Даже узнал ее номер в справочной, а затем набрал код города. Однако повесил трубку обратно на рычаг, так и не завершив вызов. Решил, что