Зоя Воскресенская ОРКЕСТР

Рассказы

Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина

(1907–1992)

От редакции

Дорогие юные читатели!

Перед вами сборник рассказов писательницы 3. И. Воскресенской «Оркестр». В него входят рассказы: «Клятва» — о том, как рождалась Красная Армия, «Девчонка с косами» — о юной патриотке, ставшей подпольщицей в тылу врага, «Оркестр» — рассказ бывшего воина-радиста, в юности добровольно ушедшего на фронт Великой Отечественной войны и мужественно выполнившего свой долг.

Зоя Ивановна Воскресенская известна как автор книг для юных читателей о В. И. Ленине, семье Ульяновых, Н. К. Крупской. Это «Повести и рассказы о Ленине», «Сердце матери», «Надежда», «Костры», «Октябри Ильича».

В творчестве писательницы значительное место занимают книги о пионерах и октябрятах: «Девочка в бурном море», «Ястребки», «Ленивое солнце» и художественно-публицистические книги: «Дорогое имя» — о партии, о Ленине, «Слово о Великом Законе» — о Конституции СССР, «Консул» — о советских дипломатах.

По книгам 3. И. Воскресенской поставлены кинофильмы «Сердце матери», «Верность матери», «Надежда», «Сквозь ледяную мглу», телевизионный фильм «Великие матери», радиоспектакли «Лучшая отметка», «Солнце погасить нельзя» и др.

Писательница 3. И. Воскресенская — лауреат Государственной премии СССР и премии Ленинского комсомола.

Клятва

День был хоть и майский, но студёный, ветреный, как в октябре. Липы совсем уже приготовились сбросить румяные колпачки с туго закрученных листьев, да раздумали — холодно. Только акации в палисадниках бесстрашно распушивали на ветру свои зелёные пёрышки.

И мальчишкам холод был нипочём. Обжигая босые ноги о холодный булыжник, они беспокойной стайкой носились возле завода Михельсона, чего-то нетерпеливо ждали.

Серпуховская улица жила своей обычной жизнью: у пекарни вытянулась длинная очередь за хлебом, по мостовой лениво цокали ломовые лошади, высекая подковами искры, изредка позванивал трамвай и скрежетал тормозами на поворотах.

Только за высокой дощатой стеной завода было оживлённо. Сквозь щели забора мальчишкам было видно, как рабочие спешно наводили порядок на заводском дворе, ровняли дорогу от проходной к Гранатному корпусу, посыпали её зернистым жёлтым гравием.

Ребята и свою помощь предлагали, но старый рабочий Пётр Никифорович, который всеми делами командовал, сердито крикнул:

— Марш по домам, простудитесь! Ишь холодина какой! Нечего вам тут делать.

Ребята ничего не успели сказать в оправдание, в это время грянул марш, и на Серпуховскую улицу из переулка вышел военный оркестр. Музыканты шагали посередине мостовой и дули в ярко начищенные медные трубы. За оркестром выплыли полковые знамёна: новые, праздничные, красные, а за ними бесконечной вереницей шагали молодые красноармейцы. И если зажмуриться, то слышалось, что это шагает один очень большой и сильный человек, крепко на всю улицу выстукивая: раз-два, раз-два, раз- два!

Ребята мигом пристроились впереди оркестра и старались идти широким шагом, в такт музыке, и Кирюшка старался, хотя и был меньше всех.

Василий маршировал в составе Варшавского красного полка правофланговым; он сразу заприметил среди ребят своего меньшого братишку, узнал его по своему пиджаку, который болтался на Кирюшкиных плечах, как мешок.

Раскрылись окна в домах, остановились прохожие, затормозил трамвай, и все смотрели на красноармейцев, и улица сразу стала праздничной.

А мальчишки ни на кого не смотрели, они, как и красноармейцы, глядели вперёд и браво вошли в широко распахнутые ворота и вместе с оркестром остановились у входа в Гранатный корпус. И никто их не прогонял, и сам Пётр Никифорович понимал, что это будущие красноармейцы, которым тоже придётся защищать Советскую Республику.

Раз-два, раз-два, раз-два! — хрустит под ногами гравий, и красноармейцы вступают на расчищенную рабочими дорогу, на которой ещё свежи полоски от железных грабель. По бокам приветливо помахивают зелёными пёрышками акации, за ними живой стеной стоят рабочие: парад принимают, первый парад своей молодой, только что созданной Красной Армии.

Прошёл Варшавский красный полк, Сводная караульная дружина, за ними в Гранатный корпус потянулись рабочие. Они заняли места вдоль стен, между станками, на подоконниках, предоставив середину огромного цеха своим дорогим гостям. Мальчишки протиснулись в цех вместе с оркестром.

Раздалась команда «Вольно!». Василий оглянулся. Кругом знакомые лица, добрые и взыскательные взгляды. Смотрят рабочие: худо одеты красноармейцы. Шинели пообтрёпаны, в дырах, в опалинах — видно, побывали в боях. Фуражки разные, на некоторых ещё зимние папахи. Башмаки разбиты, но у всех ноги в новеньких зелёных обмотках.

Командиры, такие же юные, как и красноармейцы, в таких же новеньких обмотках, прохаживаются перед строем, чего-то ждут, волнуются. Рабочие узнали Василия. На заводе Михельсона он работал вместе с отцом. Отца убили на фронте, а Василий вступил в Красную гвардию и в Октябрьские дни семнадцатого года штурмовал Зачатьевский монастырь. Монастырь для революции никакого интереса, конечно, не представлял, но в нём засел буржуйский штаб, и дружинники вышибали его оттуда.

Василий поискал глазами Зину. Вон она стоит на подоконнике, теребит руками кончик красной косынки. Губы сжаты, а глаза улыбаются, улыбаются ему, Василию. Кирюшка пристроился возле барабанщика и таращит глаза на брата, первый раз видит его в военной форме.

Неожиданно прозвучала команда:

— Смир-но!

Шаркнули сотни ног и замерли.

И все мальчишки стали по команде «смирно» — руки по швам, спины выпрямили, животы втянули, вот только глаза не научились слушаться: скосились на боковую дверь.

Дверь распахнулась, и в цех вошло несколько человек.

На какой-то миг исчезли все звуки, и тут же взметнулось «Ура-а-а!» — не по приказу командиров, а по команде сердца: рабочие узнали Владимира Ильича Ленина. Он шагал рядом со Свердловым, в тёмном пальто, в кепке, чуть сдвинутой набок. Поднялся вслед за Яковом Михайловичем на трибуну, сбитую из свежевыструганных досок, остановился, повернул лицо к людям и что-то сказал. Улыбнулся, отчего щёточка усов вздёрнулась кверху.

Никогда ещё стены Гранатного цеха не слышали такого бурного ликования.

Владимир Ильич постоял минутку, вынул из кармана часы и выразительно постучал по крышке, посмотрел на командиров — чего же,