Владислав ХОДАСЕВИЧ О порнографии

^{Рисунок Бориса СОПИНА}

«Легенда о Нарайяме», «Маленькая Вера», несколько прозаических журнальных публикаций последнего времени — и вот уже разгорелись общественные страсти вокруг сцен и эпизодов, которые у нас почему-то принято именовать «рискованными», в лучшем случае — но тоже с неодобрительной интонацией — «интимными» (легко вообразить: то ли еще будет, когда появится наконец в приложении к «Иностранной литературе» скандально всколыхнувшая некогда мир «Лолита» В. Набокова!). Страсти выплеснулись подборками читательских писем в «Литературной газете» и «Советской культуре», есть подобные письма и в почте нашей редакции — некоторые из них публиковались (№ 11 —1988, 1, 2—1989). Об этом же и только что прочитанный вами очерк С. Бардина. При всем разнообразии (или, по-современному, плюрализме) мнений, «крайние точки» обозначены четко, вопросы ставятся столь резко, что ответы как бы напрашиваются сами собой: искусство или порнография? Нужно «это» нам или не нужно? И если да, то зачем, и как «к этому» относиться. И кто и по каким критериям должен решать судьбу книг, фильмов, наконец, видеокассет, по поводу которых так часто возникают споры с «официальными» представителями.

Вдуматься — оказывается, что в «новейшей» этой проблеме… ничего нового! Она относится к числу старых и даже не очень хорошо забытых. Речь идет о пределах нравственно допустимого в искусстве. Попыток установить такие «пределы» история знает немало, среди жертв этих попыток, к примеру, Флобер и Бодлер: судебное преследование их «за безнравственность» для нынешнего читателя — курьез. И невдомек ему, читателю, что он сам от подобного рода ошибок отнюдь не застрахован, возможно, уже и совершил, упрекнув за «порнографию», допустим, тех же создателей «Маленькой Веры»… Прежде чем затевать спор, надо бы понять: как отличить не-порнографию от порнографии, то есть в конечном счете искусство от не-искусства? Об этом внятно и ясно говорится в опубликованной пятьдесят семь лет назад в парижской газете «Возрождение» статье Владислава Ходасевича «О порнографии».

Владислав Фелицианович Ходасевич (1886–1939) покинул Россию в 1922 году — автором четырех поэтических и одной историко-литературной книги, десятков рецензий и статей. Он один из крупнейших русских писателей, оказавшихся в эмиграции. На протяжении четырнадцати лет вел еженедельную литературную рубрику в «Возрождении». Умер в Париже.

Сейчас его творческое наследие возвращается к нам: в журналах опубликованы стихи, переводы, статьи, мемуары Ходасевича, издательством «Книга» выпущен его «Державин», подготовлены и в нынешнем году выходят собрание стихотворений (в «Библиотеке поэта») и том «Избранного».

Несколько упреков, письменных и словесных, получил я за то, что недавно, в статье о романе одного молодого писателя не отметил порнографического характера, будто бы свойственного этому роману.

— Там, где налицо гнусность, вы увидели только художественную ошибку, — сказал мне один из моих собеседников.

Полагаю, однако, что в данном случае я не заслужил упрека в близорукости, как молодой автор — в порнографии. Действительно, в романе имеется целый ряд сцен, эротических по содержанию. В большинстве случаев они грубы и даже отвратительны по той окраске, которая им придана. Злоупотребление этой грубостью я отметил в своей статье как художественный промах. Но я не обвинял и не считаю себя вправе обвинять автора в порнографии по той простой причине, что именно в этом грехе он все-таки неповинен. Антихудожественность некоторых его приемов случайно связана с некоторыми эротическими моментами, но вовсе не ими обусловлена, не из них возникла и, следовательно, по природе своей ничего не имеет общего с той антихудожественностью, которая специфична для порнографии. Мне кажется даже, что здесь, как нередко случается, самое обвинение зиждется на слишком неясном представлении о том, что такое порнография. Пойду еще дальше: я смею думать, что вообще этот термин, как ни часто им пользуются, доныне по-настоящему не определен. Понятие о том, что такое порнография, все еще слишком шатко. Мне хотелось бы попытаться внести в это дело немного ясности, наметив хотя бы самые основные признаки, выделяющие незаконное явление, когда словесное или изобразительное искусство в той или иной степени, с той или иной целью касается эротического сюжета.

Что порнография возникает на почве эротического сюжета — само собой очевидно и не нуждается ни в доказательствах, ни в пояснениях. Однако не всякая трактовка эротического сюжета есть порнография: таково другое, столь же очевидное положение. Оно подсказывается непосредственным чувством и составляет как бы вторую часть той же аксиомы. Но из неправильного применения этих двух бесспорных положений обычно именно и возникает главная ошибка: признаков порнографии ищут не там и не так, как следует. Стараются определить, с какого «фактического» момента разработка эротического сюжета становится порнографией. Между тем этот момент вовсе не определим. Критик 1820 года, читая «Руслана и Людмилу», находил, что «невозможно не краснеть и не потуплять взоров» от таких строк:

Для нас уже решительно непонятно, что в этих стихах могло показаться предосудительным нашему литературному прадедушке. Его стыдливость представляется нам абсурдной. Мы, следовательно, считаем, что пределы стыдливости должны быть сужены, а пределы дозволенного бесстыдства расширены. До каких же, однако, пор? Начнем с того, что ведь поцелуй есть уже эротический акт. Но и против поцелуя протестовать было бы очевидной нелепостью. Однако поцелуй может быть в известных смыслах квалифицирован. Как тут быть? Мало того: в литературе за поцелуем открывается огромная и сложнейшая градация поступков, как открывается она в самой жизни. Кто сумеет определить, на какой ступени этой лестницы должны остановиться герои литературного произведения или персонажи картины? Буде определить это никак не возможно, то придется признать, с неизбежностью, что наличность порнографического элемента не может быть установлена путем сюжетного анализа. Иными словами — никакой эротический факт, будучи изображен словесно или пластически, одной лишь своей наличностью не сообщает произведению