- 1
- 2
началась война. Она оттеснила все прежние мысли. Один или два раза судьба предоставила мне возможность повидать Сильвию, но я уклонился от встречи.
Я любил ее, любил с прежней страстью, но, по моему разумению, это была бы нечестная игра — ведь именно из-за меня Сильвия порвала с Кравлеем. Я не переставал себе повторять, что должен держаться с ней как можно более бесстрастно.
Нейл погиб в 1916 году, и на мою долю выпала скорбная миссия сообщить Сильвии о его последних минутах. Теперь мы оба не могли себе ничего позволить — Сильвия очень любила брата, а для меня Нейл навсегда остался лучшим другом. Она была прелестна в своем горе. С большим трудом я заставлял себя молчать и уехал, мечтая о том, чтобы шальная пуля скорее покончила со всем этим. Жизнь без Сильвии теряла для меня всякий смысл.
Но пули меня обходили. Правда, одна задела щеку возле правого уха, а другая срикошетила от табакерки, которая находилась в кармане, но я остался невредим.
Чарльз Кравлей погиб в начале 1918 года. Это несколько меняло обстоятельства. Вернувшись в Англию осенью 1918 года, в момент перемирия, я сразу увидел Сильвию и признался ей в любви, не питая надежд на то, что она тоже полюбит меня. И когда Сильвия спросила, отчего я не говорил ей об этом раньше, был просто потрясен, пролепетав в ответ что-то насчет Кравлея. «Ты считаешь, что с этим покончено?» — промолвила Сильвия. И сама призналась, что, так же, как и я, давно в меня влюблена — с первого взгляда. Я ей ответил, что думал, будто она разорвала свою помолвку из-за меня, из-за той самой истории, и считал себя виноватым. Она засмеялась и сказала, что, если женщина действительно любит, ее ничто никогда не остановит, не испугает. Мы еще раз поговорили о том моем странном видении и пришли к выводу, что все это не более, чем удивительный случай.
Прошло время. Мы с Сильвией поженились и были счастливы. Однако очень скоро я понял, что не создан для того, чтобы стать образцовым мужем. Я безумно любил Сильвию, но страшно ревновал ее. Ревновал до абсурда. Сначала это ее просто смешило, быть может, развлекало. А скорее всего даже нравилось — ведь это доказывало силу моей любви. Что касается меня, я прекрасно понимал, что был не только смешон, но и подвергал опасности счастье и мир в нашей семье. Хорошо сознавая это, я ничего не мог с собой поделать. Если Сильвия получала письмо и не показывала мне, я мучительно допытывался, от кого оно. Когда она смеялась, разговаривая с мужчинами — кто бы это ни был, — я мрачнел и настораживался. Как я уже сказал, вначале Сильвия лишь посмеивалась надо мной, ей казалось это забавным. Затем это перестало забавлять ее. И, наконец, совсем отдалило от меня. Сильвия стала скрытной, все реже делилась со мной своими мыслями. И хоть по-прежнему была нежна, тень печали все больше и больше разъединяла нас. Я понял — она уже не любит меня так, как раньше. И это именно я, я сам убил в ней любовь. Как раз в это время и появился Дэрев Вайнврайт. В нем счастливо сочеталось все, чего очень не хватало мне. Он был блестяще остроумен, уверен в себе и держался превосходно. «Вот мужчина, который создан для Сильвии», — не без горечи признался я себе. Она боролась со своим чувством, и я это знал… Но ничем не захотел помочь. Не смог помочь. Я пребывал в мрачном состоянии духа, страдая несказанно, но даже пальцем не шевельнул, чтобы спасти то, что рушилось в нашей жизни. Я не только ничем не помог, а даже ухудшил ситуацию, когда однажды, поссорившись с Сильвией, наговорил ей много обидного. Я сходил с ума от ревности и боли. Все высказанное мною сгоряча было грубым и несправедливым, и я сам испытал жестокое, болезненное наслаждение от этих слов. Сильвия покраснела, отступила. Я довел ее терпение до предела. Помню, она прошептала: «Больше так продолжаться не может…»
Вернувшись тем же вечером домой, я не застал ее. Дом был пуст. Пуст… Сильвия оставила мне лишь записку, где поистине в старом классическом стиле написала, что уходит от меня навсегда. И что теперь отправляется в Бадгеворти, где проведет один или два дня. А затем уедет с человеком, который любит ее и которому она необходима. Она просила расценивать это как конец нашим отношениям. Теперь я полагаю, что до того времени и сам не очень-то верил в реальность моих подозрений. Но, увидя записку, подтверждавшую самые худшие опасения, я просто лишился рассудка. И тут же помчался за Сильвией на бешеной скорости, какую только мог выжать из своего автомобиля. Помню, что она как раз переодевалась к ужину, когда я, подобно смерчу, ворвался в ее комнату. До сих пор стоит передо мной ее лицо — удивленное, испуганное, прекрасное… Ее блестящие глаза. «Никто не смеет обладать тобой, — взволнованно ринулся я к ней, — ты никому не будешь принадлежать, никому, — слышишь?» Схватив ее за горло, я, словно в беспамятстве, крепко стиснул его руками и медленно повалил Сильвию на пол. В этот миг я увидел отражение в зеркале. Человек, который душит женщину. И шрам на его щеке. Шрам, что пуля прочертила на моей правой щеке… Нет, я не убил ее. Эта вновь повторившаяся картина парализовала меня, ослабила руки. Я выпустил Сильвию… И тогда она прижала меня к себе и стала утешать. Да, она утешала меня, повторяя, что фраза «человек, который меня любит и которому я нужна» в записке подразумевает не кого иного, как брата Сильвии Алана. Той ночью мы пришли к полному пониманию, и между нами больше никогда не возникало разногласий.
Это весьма поучительно — жить с мыслью о том, что, если бы не вмешательство Бога и не откровение, ниспосланное из зеркальных недр, кто-то мог бы стать убийцей… Именно той же ночью навсегда было покончено с демоном ревности, который так жестоко и так долго преследовал меня. Однако порою я ловлю себя на мысли — а что могло бы произойти, если бы не была совершена та, самая первая, ошибка, когда я посчитал, что шрам находился на левой щеке? В действительности же он был на правой… По закону зеркального отражения… И в самом деле — был ли я настолько уверен, что тем человеком из зеркала являлся Чарльз Кравлей? И за кого из нас в таком случае должна была бы выйти замуж Сильвия? За него или за меня? И еще — не являются ли по сути своей чем-то единым прошлое и будущее? Я обычный человек и не претендую на то, чтобы объяснять подобные вещи. Но то, что я видел, я видел. И вследствие того, что я видел, мы с Сильвией, как принято говорить, будем вместе — теперь уже навсегда. До самой смерти. А возможно, даже и после нее.
Прошло время. Мы с Сильвией поженились и были счастливы. Однако очень скоро я понял, что не создан для того, чтобы стать образцовым мужем. Я безумно любил Сильвию, но страшно ревновал ее. Ревновал до абсурда. Сначала это ее просто смешило, быть может, развлекало. А скорее всего даже нравилось — ведь это доказывало силу моей любви. Что касается меня, я прекрасно понимал, что был не только смешон, но и подвергал опасности счастье и мир в нашей семье. Хорошо сознавая это, я ничего не мог с собой поделать. Если Сильвия получала письмо и не показывала мне, я мучительно допытывался, от кого оно. Когда она смеялась, разговаривая с мужчинами — кто бы это ни был, — я мрачнел и настораживался. Как я уже сказал, вначале Сильвия лишь посмеивалась надо мной, ей казалось это забавным. Затем это перестало забавлять ее. И, наконец, совсем отдалило от меня. Сильвия стала скрытной, все реже делилась со мной своими мыслями. И хоть по-прежнему была нежна, тень печали все больше и больше разъединяла нас. Я понял — она уже не любит меня так, как раньше. И это именно я, я сам убил в ней любовь. Как раз в это время и появился Дэрев Вайнврайт. В нем счастливо сочеталось все, чего очень не хватало мне. Он был блестяще остроумен, уверен в себе и держался превосходно. «Вот мужчина, который создан для Сильвии», — не без горечи признался я себе. Она боролась со своим чувством, и я это знал… Но ничем не захотел помочь. Не смог помочь. Я пребывал в мрачном состоянии духа, страдая несказанно, но даже пальцем не шевельнул, чтобы спасти то, что рушилось в нашей жизни. Я не только ничем не помог, а даже ухудшил ситуацию, когда однажды, поссорившись с Сильвией, наговорил ей много обидного. Я сходил с ума от ревности и боли. Все высказанное мною сгоряча было грубым и несправедливым, и я сам испытал жестокое, болезненное наслаждение от этих слов. Сильвия покраснела, отступила. Я довел ее терпение до предела. Помню, она прошептала: «Больше так продолжаться не может…»
Вернувшись тем же вечером домой, я не застал ее. Дом был пуст. Пуст… Сильвия оставила мне лишь записку, где поистине в старом классическом стиле написала, что уходит от меня навсегда. И что теперь отправляется в Бадгеворти, где проведет один или два дня. А затем уедет с человеком, который любит ее и которому она необходима. Она просила расценивать это как конец нашим отношениям. Теперь я полагаю, что до того времени и сам не очень-то верил в реальность моих подозрений. Но, увидя записку, подтверждавшую самые худшие опасения, я просто лишился рассудка. И тут же помчался за Сильвией на бешеной скорости, какую только мог выжать из своего автомобиля. Помню, что она как раз переодевалась к ужину, когда я, подобно смерчу, ворвался в ее комнату. До сих пор стоит передо мной ее лицо — удивленное, испуганное, прекрасное… Ее блестящие глаза. «Никто не смеет обладать тобой, — взволнованно ринулся я к ней, — ты никому не будешь принадлежать, никому, — слышишь?» Схватив ее за горло, я, словно в беспамятстве, крепко стиснул его руками и медленно повалил Сильвию на пол. В этот миг я увидел отражение в зеркале. Человек, который душит женщину. И шрам на его щеке. Шрам, что пуля прочертила на моей правой щеке… Нет, я не убил ее. Эта вновь повторившаяся картина парализовала меня, ослабила руки. Я выпустил Сильвию… И тогда она прижала меня к себе и стала утешать. Да, она утешала меня, повторяя, что фраза «человек, который меня любит и которому я нужна» в записке подразумевает не кого иного, как брата Сильвии Алана. Той ночью мы пришли к полному пониманию, и между нами больше никогда не возникало разногласий.
Это весьма поучительно — жить с мыслью о том, что, если бы не вмешательство Бога и не откровение, ниспосланное из зеркальных недр, кто-то мог бы стать убийцей… Именно той же ночью навсегда было покончено с демоном ревности, который так жестоко и так долго преследовал меня. Однако порою я ловлю себя на мысли — а что могло бы произойти, если бы не была совершена та, самая первая, ошибка, когда я посчитал, что шрам находился на левой щеке? В действительности же он был на правой… По закону зеркального отражения… И в самом деле — был ли я настолько уверен, что тем человеком из зеркала являлся Чарльз Кравлей? И за кого из нас в таком случае должна была бы выйти замуж Сильвия? За него или за меня? И еще — не являются ли по сути своей чем-то единым прошлое и будущее? Я обычный человек и не претендую на то, чтобы объяснять подобные вещи. Но то, что я видел, я видел. И вследствие того, что я видел, мы с Сильвией, как принято говорить, будем вместе — теперь уже навсегда. До самой смерти. А возможно, даже и после нее.
Перевод Татьяны КИНЖАЛОВОЙ.
- 1
- 2