Литвек - электронная библиотека >> Анатолий Владимирович Софронов >> Военная проза и др. >> Память, припорошенная снегом

Память, припорошенная снегом. Иллюстрация № 1

МОСКВА ОРДЕНА «ЗНАК ПОЧЕТА» ИЗДАТЕЛЬСТВО ДОСААФ СССР 1980


ББК 9(С)27 С69


Софронов А. В. Память, припорошенная снегом: Сб. — M. ДОСААФ, 1980.— 270 с., портр. 1 р.

© Издательство ДОСААФ СССР. 1980 г.

Начало

К каждому из нас война пришла по-своему неожиданно. Много споров было за последние годы о том, кто ждал войну, кто не ждал. Одно можно сказать: войны каждый по-своему ожидал и по-своему не хотел…

Было душное утро 22 июня 1941 года. Мне позвонил друг:

— Включи приемник, послушай, что делается в Германии. Началась война.

Я обругал его:

— Брось панику разводить!

— Ладно, ладно, ты включи, а потом позвони мне.

Поводив рычажком, я отыскал Германию и услышал громоподобные марши, какие-то выкрики, хриплые голоса и снова марши. Но это было не ново: фашистские марши и угрозы все время звучали по немецкому радио.

Через час уже весь Ростов знал, что фашистская Германия напала на Советский Союз.

Не такая уж была большая писательская организация в Ростове-на-Дону, но в ней были люди настоящие. Некоторые из них прошли гражданскую войну. Таким был один из наших любимых ростовских писателей, пулеметчик бронепоезда времен гражданской войны, бывший рабочий железнодорожных мастерских Александр Иванович Бусыгин. Писатели Александр Павлович Оленич-Гниненко, Михаил Штительман, Григорий Кац, Виталий Закруткин, Анатолий Калинин и другие, словно по уговору, собрались в Союзе писателей, а затем отправились в газету Северо-Кавказского военного округа «Красный кавалерист».

Четыре дня длились сборы, формирование армейской газеты, и вот уже вечером 26 июня мы покинули затемненный Ростов. Наш эшелон отправился в путь. Мы не знали номера армии, не знали направления, куда мчал нас паровоз, но по названиям станций поняли, что едем на Украину. Мимо мелькали поля, на них еще работали люди. На душе было тревожно, и томила неизвестность.

Вскоре оказались в Киеве. Собственно, не в самом Киеве, а в Дарнице. Там мы впервые своими глазами увидели следы войны. Рядом, на соседнем пути, стоял санитарный эшелон, в нем лежали раненные, обожженные, в кровавых повязках бойцы.

К этому времени стало известно, что наша армейская газета называется «К победе». Мы беседовали с танкистами, недавно вышедшими из боя. Глаза их горели яростью, речи были гневные, каждый из них думал об одном: скорее поправиться и вернуться в строй.

В самом Киеве мы видели разбитые немецкими бомбами дома. И все же Киев в те дни был, как всегда, яркий и даже веселый. 3 июля 1941 года в теплушке, собравшись вокруг радиоприемника, мы слушали речь Сталина, обращенную к советскому народу.

Война уже полыхала над нашей землей. Линия фронта протянулась с севера до самого юга. Шли ожесточенные бои в Белоруссии, на Украине, в Прибалтике…

Снова двинулся наш эшелон, и снова мы не знали его направления. В открытые двери теплушки смотрели на ночное небо, прислушивались, не летят ли самолеты. Где-то под Нежицом сквозь сон почувствовали, что эшелон остановился. Услышали гудение бомбардировщиков, нервную команду покинуть вагоны. Мы отбежали в сторону от железнодорожной насыпи, легли около стогов сена. Завыли бомбы, вокруг заполыхали разрывы.

Самолеты улетели. Эшелон был невредим. Занялась заря. Оглушенные взрывами, мы возвратились к теплушкам, понеся первую потерю: один из наших товарищей был убит осколком бомбы. Мы похоронили его рядом с железнодорожной насыпью, недалеко от станции Нежин.

Стояли еще несколько часов, пока железнодорожники исправляли путь, поврежденный бомбами, а затем снова раздалась команда «По вагонам!».

Вскоре промелькнула Вязьма, стало ясно: дорога ведет нас к Смоленску.

Смоленск горел. Над городом поднялось огромное зарево. Эшелон остановился где-то на дальних путях Мы быстро скатили с открытых платформ полуторки с печатными машинами, пересели в крытые автофургоны и отправились в путь, прямой дорогой на запад. Теперь уже было известно не только название газеты, но и номер нашей армии и то, что армией командовал генерал-лейтенант И. С. Конев.

Это и было для каждого из нас началом войны, которое вспоминается сейчас почему-то особенно явственно. Некоторые из нас прошли раньше армейскую школу, но были и такие, кто никогда в армии не служил и в первые дни войны проходил необычную допризывную подготовку.

К вечеру редакция остановилась в районном центре Смоленской области Рудне. Вокруг было тихо. Жителей села не видно. Вдали грохотали орудия, в вечернем небе над нами пролетали немецкие бомбардировщики. Они летели, как нам казалось, к Москве, а может быть, к Смоленску или куда-то дальше. Сняв гимнастерки, мы рыли щели на случай бомбардировки, рыли др поздней ночи, а потом, измученные, валились на деревянные лавки в избах и засыпали мертвым сном. И снова был рассвет, сигнал тревоги, и мы прыгали в щели, ибо на этот раз гитлеровцы бомбили Рудню. На наших глазах разрушались дома, ходуном ходили щели, в деревянные настилы летели комья земли.

Отбомбившись, самолеты ушли. Почти вся Рудня была сметена с лица земли…

После этого утра мы начали привыкать ко всему, что нас окружало, что ожидало каждый день. Мы поняли, что военные журналисты и писатели, собственно, такие же бойцы, как и все остальные — и эти артиллеристы, — расположившиеся со своими противотанковыми пушками вдоль шоссе, и эти командиры и политработники, с которыми нам придется ежедневно общаться.

Теперь мы располагались в Смоленских лесах? сосновых и березовых, наполненных всеми запахами лета, щебетом птиц, шумом листьев. Каждый день надо быть в частях, беседовать с красноармейцами, с теми, кто шел в бой, и с теми, кто был в бою; страдать вместе с летчиками, когда попадали на аэродром и узнавали, что на задание уходили бомбардировщики без сопровождения истребителей и что через несколько часов возвращались два-три самолета вместо пяти-шести.

В эти же дни мы увидели и первых пленных, и немецкие автоматы. Несколько автоматов перекочевали в нашу редакцию, и мы изучали их, чтобы воспользоваться в случае необходимости.

Это был 1941 год со всеми драматическими и трагическими подробностями, с горечью отступления, с небольшими радостями первых побед, с сожалением о том, что эти победы (и первая из них под Ельней) одержаны пока не на нашем участке фронта. Все это было, и все запомнилось. Запомнилось навсегда, ибо каждая встреча на фронтовых дорогах в ту пору была тем, чего никогда до этого в жизни не было, что уже не повторится, ибо и сама война с каждым днем при всей ее