чтобы дышать нормально, ему приходилось делать усилие.

Добрый хозяин, который не насильник, осмотрел композицию, достал что-то из ящика стола и подошел ближе. Снова с удовлетворением посмотрев на полуобнаженного мужчину, он протянул руку и прицепил что-то Камалю на сосок. Тот вздрогнул от неожиданной боли. Андрей улыбнулся и прищемил второй сосок.

Камаль удержался от вскриков, за что уже мог собой гордиться, а задавать вопросы из серии: «Что вы делаете?» он посчитал глупым. Значит, так тот получает удовольствие.

Андрей тем временем выдвинул откуда-то из глубины конструкции гладкую деревянную планку и оставил ее на уровне плеч Камаля, не давая тому подняться или поменять позу. Действительно, без нее он бы мог встать с колен, правда, в весьма экзотической позе.

— Послушание и покорность для меня первостепенны, — назидательно заметил хозяин. — Как видишь, ничего страшного, но помогает привыкнуть. Нарисовать бы тебя. Какая потрясающая картина! — с чувством протянул он. — Жаль, что я не художник. Ну, может, приглашу.

Камаль с ужасом представил, что кто-то еще будет видеть его в этой унизительной позе, рисовать. А потом им, может, захочется, групповушку устроить — его замутило.

Андрей вышел, закрыв дверь.

Камаль стоял, восстанавливая дыхание — поздно дергаться уже. На сколько времени его так оставили — неизвестно. Интересно, если бы он сразу изобразил неземную страсть — это бы тоже было? Или это урок для непослушных, как назвал его владелец? Дело в физических неудобствах, которые он будет испытывать через какое-то время, или просто в унизительности всей ситуации? Зажимы, не причиняя адской боли, тем не менее, давили все сильнее, распространяя мерзкую непривычную боль, к которой тело никак не хотело привыкать и, кажется, она становилась все сильнее.

Он не выдержит месяц. Он или сдохнет, или повесится, выйдя из этого дома. Потому что выйти отсюда недочеловеком, ползающим на коленях и умоляющим владельца не делать чего-то или, наоборот, сделать… После этого жить он не сможет. Попробовать притвориться и попытаться вырваться? Пристрелят при попытке — и то лучше будет. Дождаться бы теперь, когда эта тварь вернется.

Глава 2

После этой демонстрации Андрей был весел и великодушен; очевидно, он выполнил то, что должно, и чувствовал себя превосходно. Неизвестно, как долго продлится его хорошее настроение, потому что Камаль был совершенно уверен, что лично он урок не усвоил.

Смысл увлечений и развлечений Андрея он уже понял, не дурак. Особенно забавно было, когда тот решил просветить его и показать, что все не просто так, существуют еще и правила…

И в следующий раз, готовясь к развлечениям, Андрей сгоряча пообещал:

— Скажешь: «красный», и я остановлюсь.

Камаль скептически хмыкнул. Ему снова не предоставляли выбора. Первый удар какой-то тонкой тростью или прутом обжег, и продолжения абсолютно не хотелось.

— Красный, — сказал он.

Андрей вроде даже опешил:

— Нельзя говорить это после первого удара.

— Почему? — наивно удивился Камаль.

— Потому что… — Андрей разозлился, это было явно видно. Наверное, ему было сложно объяснить человеку, почему красивая игра по правилам так быстро закончилась, и почему стоп-слово, оказывается, нельзя произносить тогда, когда он хочет.

— Даже я, с моим никаким опытом, подчерпнутым из фильмов и книг, знаю, что все эти дела должны быть добровольными, и стоп-слово должно действовать в любой момент, без всяких условий, — издевательски произнес Камаль.

— Конечно, это все абсолютно добровольно, — чуть прищурившись, ответил Андрей.

Почему-то Камаля не очень понравился его подчеркнуто-спокойный тон. Наверное, не стоило язвить и провоцировать, но он не мог по-другому, он и так сдерживался из последних сил и чувствовал, что скоро за себя не сможет поручиться. И собственное беспокойство сейчас он не мог объяснить: вроде бы при нем Андрей не выходил из себя, был почти корректен, насколько это позволяли обстоятельства.

***

А вечером следующего дня Андрей пришел мрачный и нетрезвый, и не один. Камалю поплохело. Он прекрасно помнил обещание, данное в первый день, но вот не верил ему совершенно. И только вопрос времени и настроения его хозяина, когда тому надоест его уговаривать.

Эти люди, пришедшие с хозяином дома, наводили на нехорошие мысли. Пользуясь тем, что Андрей ничего не сказал, Камаль постарался быстро и незаметно уйти в свою комнату. Но маневр не удался — через несколько минут за ним зашел охранник и передал приказ хозяина прийти в гостиную. Тихо чертыхнувшись про себя и стараясь ни о чем не думать, Камаль отправился туда.

Андрей и трое его гостей сидели в креслах в расслабленных позах с пузатыми коньячными бокалами в руках. На столе был выставлен коньяк, наверняка коллекционный, разложены сигары и карты. Все атрибуты красивой жизни высшего общества налицо, вот только понять бы, в качестве кого он здесь? Если в качестве развлечения… наверное, стоит измерить расстояние до бутылки и прикинуть, удастся ли ему сделать «розочку». Развлечением на групповушке он точно не будет, лучше сдохнуть.

Но он, видимо, сам себе все это нафантазировал, потому что на его выжидательный взгляд Андрей только бросил:

— Сегодня можешь быть свободен.

Вроде бы ответа от него не ждали, поэтому он коротко кивнул и повернулся, собираясь исчезнуть максимально быстро, чтобы это не выглядело очень заметно.

Уже подойдя к двери, он услышал вопрос одного из гостей, обращенный к хозяину дома:

— А это кто у тебя?

— Это? Садовник, — коротко хохотнул Андрей.

Дальше Камаль уже не слышал, возвращаясь в комнату и запирая дверь. Он знал, что снаружи она открывается так же быстро, как и изнутри, но не мог перебороть себя. В памяти сохранились лица гостей, и вызвали какой-то позорный страх. Андрей из них был самый адекватный и, по сравнению с ними же, привычный. За эти мысли Камалю было стыдно перед собой, потому что мужчине не полагается бояться и потом, во сне, вздрагивать и просыпаться вновь и вновь от каких-то кошмаров. Ему полагалось бороться, не мириться с происходящим, пытаться выбраться… Камаль знал, что, даже если бы он выбрался из этого дома прямо сейчас, уже презирал бы себя всю оставшуюся жизнь за слабость и страх. Что же говорить о том, что будет, когда с ним наиграются и отпустят. Причем обещание насчет месяца тоже ничего не значило. Эти люди меняют правила по ходу игры, и он ничего с этим не сделает. Может, попытка бегства или нападение — это все-таки лучший выход?

***

Камаль догадывался, откуда у него этот страх — детство.