- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (67) »
убийство на почве ревности. Я правильно рассуждаю?
— Небольшой натяг есть, но допустить можно.
— Что тебе не нравится?
Смородкин вытащил из кармана сигареты и задумчиво проговорил:
— Я верю Ракитиной, верю, что она впервые в жизни видела этот пистолет.
— А пальчики?
— Естественная реакция… Человек входит в квартиру, видит на тумбочке пистолет и… побеждает природное любопытство: он берет его в руки и рассматривает. — Смородкин прикурил и, хмыкнув, добавил: — Она же не знала, что в спальне лежит покойник.
— Логично, — кивнул Климов. — А теперь рассмотрим второе дело… Ракитина утверждает, что ее муж Григорий Блонский накануне по делам фирмы уехал в Питер. И по дороге пропал, исчез. Его не видели ни у Смирновых, у которых он обычно останавливается, ни в типографии номер шесть, где он должен был разместить заказ на конверт-обложку нового диска Ракитиной. Так вот, Скоков по заявлению Ракитиной займется поисками ее пропавшего мужа. — Климов вскинул вверх указательный палец и хитровато прищурился. — А так как все дороги ведут в Рим, то в результате этого поиска он обязательно столкнется с тем, кто шлепнул Слепнева. Понял?
Смородкин поморщился.
— Нехорошо как-то получается… Они, значит, будут жилы рвать, а мы… мух ловить?
— А ты за них не огорчайся, — сказал Климов. — Жилы они будут рвать не бесплатно: Маша, чтобы выкрутиться из этой истории, им любые бабки отвалит, а мы… Мы, Витенька, получим прекрасную возможность выяснить, что собой представляет Можейко… Почему он все время путается под ногами и ставит нам палки в колеса.
— Одним выстрелом — трех зайцев! — восхищенно пробормотал Смородкин. — Это ты в состоянии фрустрации придумал?
— Это я придумал здесь, в туалете! — Климов достал из заднего кармана фляжку, сделал глоток и протянул ее Смородкину. — Вернешь, когда у меня появится возможность думать в кабинете. — Он направился к выходу. В дверях на мгновение задержался и погрозил своему подчиненному указательным пальцем. — Только полную!
Скоков встретил своего ученика с распростертыми объятиями, вышел из-за стола, что уже само по себе было подвигом, похлопал по плечам, помял шею и с улыбкой, спрятанной где-то на дне его не то желто-карих, не то серо-зеленых глаз, спросил: — Говорят, тебе полковника дали? Врут или правда? — Правда. — А чего невесел? — Дело больно запутанное подкинули. — И ты желаешь посоветоваться? — Хочу сделать вам предложение. — Я весь внимание. Скоков слушал Климова, не перебивая, с мягкой полуулыбкой на широком, уже покрытом старческими морщинами лице, иногда делал в блокноте короткие — из двух-трех слов — записи и украшал их восклицательными или вопросительными знаками. Выслушав, спросил: — У тебя есть версия? — Я думаю, Слепнева, по каким причинам, не знаю, возможно, из ревности, грохнул муж Ракитиной. И смылся, — сказал Климов и, поймав на себе насмешливый взгляд Скокова, добавил: — А что ему еще оставалось делать? — Если это допустить, то выходит, заявление Ракитиной о том, что ее муж накануне отбыл в Питер, вранье. Когда он ушел из дома? — По ее словам, в шесть вечера восьмого. — А Слепнев превратился в труп девятого примерно за час до прихода Ракитиной с работы. Так? — Так. — А пистолет? Зачем он его оставил на месте преступления? Решил подставить свою жену? — В это поверить трудно, — признался Климов. — В таком случае поехали дальше, — сказал Скоков, сделав очередную пометку в своем блокноте. — Поехали… — Климов несколько секунд смотрел отрешенным взглядом в какую-то только ему одному видимую точку, затем пригладил ладонью короткий ежик своих волос и сказал: — Ракитина «вальтер» от «макарова» отличить не может, а выстрел сделан профессионально: пуля влетела Слепневу точно между глаз. — О чем это говорит? — Слепнева шлепнул кто-то третий, — сделал вывод Климов. Скоков взял трубку совершенно некстати зазвонившего телефона. — Агентство «Лучник»… Я вас слушаю… Очень приятно… Подъезжайте, буду ждать. Положив трубку, Скоков откинулся на спинку кресла и, придав голосу вежливые, до предела доверительные нотки — так он обычно разговаривал только с особо опасными преступниками, — сказал: — Звонил Спицын, адвокат Ракитиной. Желает встретиться… Что ему от меня нужно? — Чтобы вы нашли мужа Ракитиной. — Так он подъедет вместе с ней? — Да. — Твоя работа? Климов, словно защищаясь от удара, вскинул руку. — Семен Тимофеевич, я только выполнил вашу просьбу… Вы сами говорили: «Ребята, ищите мне клиентов!» Вот я и нашел… Богатую, как английская королева, талантливую, как Алла Пугачева. А надобно ей совсем немного: отыскать мужа! — Ты хочешь, чтобы мы работали в паре? — Я вам помогу, но только с одним условием: я к вам не приходил и ничего не предлагал. — Значит, ты ведешь расследование независимо от меня, а когда я выйду на убийцу… — Семен Тимофеевич, вы опять меня неправильно поняли… — На лице Климова мгновенно отразилась мука человека, загремевшего в ад и воочию увидевшего сковородку, на которой ему предстояло жариться. — Я — пристяжная, был ей и остался. Полководец сказал: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом», — но генерал, возомнивший себя Наполеоном… Такое представить страшно. Это гибель армии, позор и бесчестье для народа, поэтому признание Климова Скоков мог смело расценить как поступок величайшего мужества, но он слишком хорошо знал своего бывшего подчиненного и на провокацию не поддался, сказав: — Костя, когда мне льстят, я всегда задаю себе один и тот же вопрос: чего льстецу от меня надобно? Так что не темни, выкладывай! Климов потер указательным пальцем переносицу — как всегда, когда находился в затруднительном положении. — Семен Тимофеевич, я, можно сказать, под колпаком — телефоны слушают, за каждым моим шагом следят… Поэтому я на некоторое время — а именно на время расследования — хочу создать себе имидж человека, которого можно купить, — пьющего, гулящего, вечно безденежного… — То есть власть, по твоему выражению, в состояние фрустрации. — Именно. — Зачем тебе это нужно? — На меня могут клюнуть. — Кто? — Да хотя бы Можейко! Ему почему-то очень хочется, чтобы мы это дело закрыли и передали в суд. — Ты думаешь… — А здесь и думать нечего, — загорячился Климов. — Можейко — следователь со стажем и должен прекрасно понимать, что выводы дежурного опера — это выводы зарвавшегося жеребенка, которые нельзя принимать всерьез. — Ты
Скоков встретил своего ученика с распростертыми объятиями, вышел из-за стола, что уже само по себе было подвигом, похлопал по плечам, помял шею и с улыбкой, спрятанной где-то на дне его не то желто-карих, не то серо-зеленых глаз, спросил: — Говорят, тебе полковника дали? Врут или правда? — Правда. — А чего невесел? — Дело больно запутанное подкинули. — И ты желаешь посоветоваться? — Хочу сделать вам предложение. — Я весь внимание. Скоков слушал Климова, не перебивая, с мягкой полуулыбкой на широком, уже покрытом старческими морщинами лице, иногда делал в блокноте короткие — из двух-трех слов — записи и украшал их восклицательными или вопросительными знаками. Выслушав, спросил: — У тебя есть версия? — Я думаю, Слепнева, по каким причинам, не знаю, возможно, из ревности, грохнул муж Ракитиной. И смылся, — сказал Климов и, поймав на себе насмешливый взгляд Скокова, добавил: — А что ему еще оставалось делать? — Если это допустить, то выходит, заявление Ракитиной о том, что ее муж накануне отбыл в Питер, вранье. Когда он ушел из дома? — По ее словам, в шесть вечера восьмого. — А Слепнев превратился в труп девятого примерно за час до прихода Ракитиной с работы. Так? — Так. — А пистолет? Зачем он его оставил на месте преступления? Решил подставить свою жену? — В это поверить трудно, — признался Климов. — В таком случае поехали дальше, — сказал Скоков, сделав очередную пометку в своем блокноте. — Поехали… — Климов несколько секунд смотрел отрешенным взглядом в какую-то только ему одному видимую точку, затем пригладил ладонью короткий ежик своих волос и сказал: — Ракитина «вальтер» от «макарова» отличить не может, а выстрел сделан профессионально: пуля влетела Слепневу точно между глаз. — О чем это говорит? — Слепнева шлепнул кто-то третий, — сделал вывод Климов. Скоков взял трубку совершенно некстати зазвонившего телефона. — Агентство «Лучник»… Я вас слушаю… Очень приятно… Подъезжайте, буду ждать. Положив трубку, Скоков откинулся на спинку кресла и, придав голосу вежливые, до предела доверительные нотки — так он обычно разговаривал только с особо опасными преступниками, — сказал: — Звонил Спицын, адвокат Ракитиной. Желает встретиться… Что ему от меня нужно? — Чтобы вы нашли мужа Ракитиной. — Так он подъедет вместе с ней? — Да. — Твоя работа? Климов, словно защищаясь от удара, вскинул руку. — Семен Тимофеевич, я только выполнил вашу просьбу… Вы сами говорили: «Ребята, ищите мне клиентов!» Вот я и нашел… Богатую, как английская королева, талантливую, как Алла Пугачева. А надобно ей совсем немного: отыскать мужа! — Ты хочешь, чтобы мы работали в паре? — Я вам помогу, но только с одним условием: я к вам не приходил и ничего не предлагал. — Значит, ты ведешь расследование независимо от меня, а когда я выйду на убийцу… — Семен Тимофеевич, вы опять меня неправильно поняли… — На лице Климова мгновенно отразилась мука человека, загремевшего в ад и воочию увидевшего сковородку, на которой ему предстояло жариться. — Я — пристяжная, был ей и остался. Полководец сказал: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом», — но генерал, возомнивший себя Наполеоном… Такое представить страшно. Это гибель армии, позор и бесчестье для народа, поэтому признание Климова Скоков мог смело расценить как поступок величайшего мужества, но он слишком хорошо знал своего бывшего подчиненного и на провокацию не поддался, сказав: — Костя, когда мне льстят, я всегда задаю себе один и тот же вопрос: чего льстецу от меня надобно? Так что не темни, выкладывай! Климов потер указательным пальцем переносицу — как всегда, когда находился в затруднительном положении. — Семен Тимофеевич, я, можно сказать, под колпаком — телефоны слушают, за каждым моим шагом следят… Поэтому я на некоторое время — а именно на время расследования — хочу создать себе имидж человека, которого можно купить, — пьющего, гулящего, вечно безденежного… — То есть власть, по твоему выражению, в состояние фрустрации. — Именно. — Зачем тебе это нужно? — На меня могут клюнуть. — Кто? — Да хотя бы Можейко! Ему почему-то очень хочется, чтобы мы это дело закрыли и передали в суд. — Ты думаешь… — А здесь и думать нечего, — загорячился Климов. — Можейко — следователь со стажем и должен прекрасно понимать, что выводы дежурного опера — это выводы зарвавшегося жеребенка, которые нельзя принимать всерьез. — Ты
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (67) »