Справедливость

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Сергей Константинович Сверстников вошел вслед за Михаилом Федоровичем Курочкиным в небольшой, но довольно уютный кабинет.

— Вот отсюда и управляй. Еще раз поздравляю с назначением в нашу газету, — сказал Курочкин и заложил руки в карманы, расставил ноги и повернул голову к окну. У Курочкина давно выпали волосы, голова блестит, как арбуз, на добродушном скуластом лице выделяется крупный нос.

Сверстников был доволен, что в редакционную жизнь его «вводит» и знакомит со всеми сотрудниками ежедневной московской газеты «Новая эра» Курочкин — первый заместитель главного редактора. Больше чем полгода газетой фактически руководит он — главный редактор Невский хворает.

— А у тебя, Сергей Константинович, стихи получаются, — снова заговорил Курочкин. — Читал недавно твою книжку. Там об озере Селигер есть… Подожди, подожди, сейчас вспомню.

А дальше забыл. Это кому же ты на голубых водах сердце оставил?

Сверстников рукой откинул с широкого лба прядь седых волос, застенчиво улыбнулся.

— Гале, жене. А дальше так:

Курочкин протянул руку:

— Сергей Константинович, подожди, теперь я буду декламировать.

Они помолчали. Потом Курочкин сказал:

— Вот собрались схимники… И соловьев ведь одними баснями не кормят, махнем в ресторан, пообедаем.

— Двинем, а то чертовски есть хочется, — поддержал Сверстников.

Курочкин взял его под руку.

— Хорошо, что ты был на партийной работе, знаешь низы, жизнь, а я уж обжился тут, знаю, что к чему… Гляди, у нас с тобой неплохой ансамбль получится. Редакторское дело хлопотное, ответственное, не знаешь, когда и при каких обстоятельствах наставишь себе шишек. — Курочкин вздохнул, а потом засмеялся. — Да и что за редактор, если взысканий не имеет! Он да председатель колхоза — самые подходящие люди для спартанского воспитания. Болтаю все о деле да о деле. Скажи, ты птичек любишь?

— Как же, конечно!

— Все поэты такие. Я не поэт, а к птичкам неравнодушен. У меня дома три клетки с кенарами и щеглами. Правда, забот много. Надо птичек покормить, почистить клетки, на птичий базар съездить за зерном. Знаешь, у Евлампия Петровича двадцать клеток. А ведь он государственный деятель. Я люблю птичек. Ко мне на подоконник голуби прилетают, мы их всей семьей кормим. И вот вижу — у одной голубки связаны ноги ниткой. Ты бы посмотрел: ножки вспухли, по взъерошенным перьям видно, что страдает. Как же можно так относиться к птице, ну скажи мне, Сергей Константинович, разве это не варварство?! Что это за люди, черт возьми!

— Что же с этой голубкой стало? — нахмурившись, спросил Сверстников.

— Сосед заманил ее в квартиру, нитку срезал. А вот, заметь, все время у моих окон крутится, кормлю.

Вышли на улицу. Курочкин огляделся.

— Утром еще была слякоть, смотри, как все подсохло.

— Пора бы уже снегу быть, декабрь на дворе.

— Пожалуй, градусов пятнадцать будет.

Курочкин поднял воротник пальто.

После обеда Сверстников вернулся в редакцию. Он окинул взглядом свой кабинет. На стене висела копия с картины Шишкина «Утро в сосновом бору». «Мазня, надо же уметь так исказить оригинал!»

Сверстников, сел за стол, обтянутый зеленым сукном; на столе подняли хоботы две автоматические ручки, в углу виднелась белая кнопка звонка. Сверстников слегка ее нажал. Мигом открылась дверь — вошла девушка в строгом синем платье, высокая, с веселыми голубыми глазами. Сверстников уже знал своего секретаря Неллю.

— Слушаю вас, Сергей Константинович, — сказала она.

— Нелля, я нечаянно, если что, я и сам управлюсь, — проговорил Сверстников смущенно.

Нелля прищурилась.

— Вы — заместитель главного редактора. Ваше время надо беречь. Когда обедать соберетесь, скажите — вызову машину. Если в библиотеке книги взять, скажите — сбегаю. Если в театр билеты приобрести, скажите — приобрету. Письмо, телеграмму отправить — скажите…

— И думать вы тоже будете за меня? — усмехнувшись, спросил Сверстников.

Теперь растерялась Нелля, покраснела.

— Думать вы сами станете. Ничего, ко всему привыкнете, не стесняйтесь, звоните. Секретарь для этого и существует. Не могу же я только романы читать!

— Все ясно…

— То-то… — весело заключила разговор Нелля.

— Пора и за дело.

Сверстников углубился в чтение полос. Он с удовольствием прочитал статью о микроэлектронике, не особенно понял секреты дивных открытий и изобретений, но был поражен малым объемом машин и их удивительной мощью. Понравилась ему и статья о новом доильном аппарате. Но обе статьи не вмещались в полосу. Тогда он пригласил редактора промышленного отдела Селиванова и редактора сельскохозяйственного отдела Гундобина. Оба они одновременно вошли в кабинет. Селиванов — крепкий, приземистый человек, Гундобин — худенький, длинноволосый, с впалой грудью.

— Статьи интересные, но, видите, хвосты волочатся на полосах, одну бы надо снять, — сказал Сверстников.

— Никак нельзя, доильный аппарат уже в колхозах, а мы о нем слова не сказали, — раздраженно произнес Гундобин. — Решительно протестую.

Селиванов воскликнул:

— Статья о микроэлектронике уже третий месяц кочует из номера в номер. Неудобно перед автором.

Пришел Курочкин.

— Колдуете? — спросил он.

— Видите, какие хвосты, — ответил Сверстников.

Курочкин нагнулся к полосе:

— Да-а-а… Подвергнуть статьи операции и обе втиснуть в полосу.

— Я не буду этого делать! — воспротивился Гундобин.

— Лучше уж одну снять, — печально попросил Селиванов.

Курочкин красным карандашом размашисто написал: «Сократить!», нажал кнопку.

— Нелля, отнесите полосу в секретариат.

Гундобин и Селиванов понуро вышли из кабинета.

— Газета не роман, — сказал Курочкин вслед им и обратился к Сверстникову: — Действуй смелее.