осталась тоска. Тоска, раздирающая грудь. И он понял, что творится в душе этого совершенно беззащитного перед ним парня. Янош мог сделать с ним что угодно. А так ли виноват молодой лейтенант Михаил Обут? Война...

Минута молчания подошла к концу. Со стороны лесопильни зашевелились. Теперь их стало поболее, прибыло подкрепление.

— Кто там внизу? — спросил Чепрага.

— Полиция особого назначения.

— Кишиневская?

— Опоновцы оттуда.

— Так давай отходить?

— У нас в укрытии человек истекает кровью. Его пытали.

— Это он сообщил о диверсиях?

— Он... Да и прапорщик не ходок.

— Рохля?

— Рохляков Илья, — поправил Обут. — Ранен он, бок зацепило. Хороший мужик, надежный.

— Выходит, отходить не имеем права, — подвел Чепрага черту.

— Тебя это не касается. Как пришел, так и уходи. Мы огнем прикроем.

— Здорово придумал. Я ухожу, а ты с Ильей останешься концы отдавать? Мы ведь с ним сослуживцы, еще до Афгана на заставе кашу из одного котелка хлебали.

Обут пожал плечами, аргументы были исчерпывающими. Устроившись поудобнее, он положил автомат на импровизированный бруствер, прижал приклад к плечу. Чепрага пристроился рядом.

— Подпускаем поближе, — сказал он тихо. — Как в Афгане. Помнишь?

— Помню, пока жив. Пора, братишки, огонь!

Три автомата застучали одновременно...

1993 г.

Москва